Николай I - [237]

Так как медицинская помощь была оказана грамотно, Николай Павлович, не желая обидеть уездного врача, продолжал у него лечиться, хотя основным лечащим врачом оставался сопровождавший его хирург Н. Ф. Арендт. Во время лечения император две недели провел уединенно в уездном училище, как всегда, вставая рано и допоздна занимаясь делами. Наконец, 8 сентября в 9 часов утра покинув Чембар, Николай Павлович отправился через Тамбов, Козлов, Рязань в Москву и затем возвратился в Царское Село. Перед отъездом врач Цвернер получил в подарок перстень ценою в 2000 рублей и деньгами еще 3000. Не остались без награды и другие лица, также были пожертвованы деньги (по 5000 рублей) на уездное училище и больницу.

Это событие осталось в памяти многих современников. Сам император в письме И. Ф. Паскевичу на четвертый день после аварии, 30 августа 1836 года, со свойственным ему чувством юмора честно сообщал о своем незавидном, хотя и неопасном положении: «…Спешу тебя уверить, что перелом ключицы мне никакой боли не причиняет, мучает же лишь одна тугая перевязка, но и к ней начинаю привыкать, впрочем, — ни лихорадки, ни других каких-либо последствий от нашей кувыркколлегии во мне не осталось»^{1605}. С этого времени, отправляясь в дальний путь, вместо своего постоянного кучера Якова Николай Павлович стал брать на дистанциях лучших из местных ямщиков, знакомых с трассой.

А вот в «неверной» водной стихии Николаю Павловичу не везло почти фатально, несмотря на всю его любовь к морю. Так, 24 июля (5 августа) 1824 года Николай Павлович с Александрой Федоровной на 84-пушечном корабле «Эмгейтен» вышел из Кронштадта для зарубежного вояжа. Буря испортила путешествие. Только 10 (22) августа августейшие путешественники сошли на берег в Варнемюнде, где их ожидала прусская королевская семья^{1606}. Между прочим, в дневнике председателя Императорского Русского исторического общества А. А. Половцова за 1 марта 1901 года сохранилась запись о заслушанных тогда докладах: «Шильдер (читает. — Л. В.) анекдотический рассказ о поездке в. к. Николая Павловича и в. к. Александры Федоровны в Берлин; ехали туда морем три недели, а возвратились через Варшаву на колесах, потратив на то шесть недель. Свежо предание, а верится с трудом»^{1607}. По этому же поводу в своей книге Н. К. Шильдер добавил: «Действительно, Николай Павлович продолжал любить море, но море его не любило; большая часть последовавших затем морских путешествий его не принадлежала к числу приятных и счастливых».

Наиболее опасным оказалось плавание из покоренной турецкой крепости Варны в Одессу на корабле «Императрица Мария» в октябре 1828 года. Когда корабль достиг Георгиевского гирла Дуная, в полночь 4 октября начался шторм, продолжавшийся 36 часов. На корабле были разбиты бизань-мачта, на фок-мачте потеряны фор-брам-стеньга, на грот-мачте — грот-брам-стеньга, на бушприте — утлегер и бом-утлегер с парусами. Судно отнесло в противоположную сторону до высоты турецкой крепости Кюстенджи (Констанца). Тогда, по свидетельству В. Ф. Адлерберга, император весьма сожалел, что не поехал сухим путем, однако благодаря распорядительности капитана Папа-Христо корабль смог взять курс на Одессу. Только 8 октября в 2 часа ночи Николай Павлович смог съехать на берег, где его уже ожидали дорожные экипажи.

Буря сопровождала и посещение императором Кавказского побережья в 1837 году, когда ему, уже после того как он сошел с корабля на берег, пришлось задержаться на ночевку в Геленджике. При возвращении Николая Павловича с императрицей и дочерьми в 1838 году из Штеттина (Щецена) на пароходе «Геркулес» сломалось колесо, так что путешественники были вынуждены пристать к берегу у Ревеля (Таллина), откуда отправились в Петербург сухим путем. Как заметил по этому поводу сам Николай Павлович, он «был влюблен в море, но оно не платило ему взаимностью»^{1608}.

«Мы ладно живем с моею старухою»: Император и императрица

«Идеальным мужем и отцом» считала императора A. О. Смирнова-Россет^{1609}. Другой мемуарист, инженер B. М. Шиман, назвал его «образцовым семьянином»^{1610}. Таких свидетельств много. Впрочем, не менее известны обвинения Николая Павловича в лицемерии, распространявшемся и на его личную жизнь, наиболее жестко сформулированные историком М. Н. Покровским^{1611}. Несомненно, что отношения Николая Павловича к Александре Федоровне прошли разные стадии, как несомненно и то, что он всегда оставался с ней изысканно вежлив, заботлив, предупредителен. Любовь к детям была отличительной чертой его характера на протяжении всей жизни. Со времени «Аничковского рая» этот дворец оставался для него символом душевного и семейного счастья. Он любил бывать в нем, став императором, а после пожара Зимнего дворца в декабре 1837 года над ним был поднят императорский флаг. Только в 1839 году императорская семья вновь вернулась в обновленный Зимний дворец, посещая свой старый семейный дом на Страстной неделе и в другие дни, особенно зимой. Летом же императорская чета предпочитала загородные резиденции.

Любимой резиденцией императорской четы стала петергофская «Александрия» с ее оригинальным дворцом «Коттеджем» в неоготическом стиле, подобно английским загородным особнякам. Название «Александрия» было многозначным. Скорее всего, Николай Павлович следовал уже сложившейся традиции называть загородные дачи в честь жены, но это можно было понять и как намек на Александра I, и даже на Александра Македонского (египетские мотивы в виде «Египетских ворот» также присутствовали в Царском Селе).