Николай I - [218]

. Конец того же года ознаменовался болезнью, о которой пошли слухи по столице. В середине декабря 1833 года в дневнике сенатора П. Г. Дивова появилась запись, что «последние дни император был болен»^{1457}. В январе 1849 года на маскараде в Большом театре Николай I снова простудился. В дневнике М. А. Корфа сохранилась информация об этой простуде со слов врача Ф. Я. Карелля: «Простуда сопровождалась обыкновенными его болями в правой половине головы и частою рвотою. Со всем тем во всю свою болезнь, продолжавшуюся дней пять, Карель, несмотря на жестокие страдания больного, никак не мог уговорить его лечь в постель. Лишенный возможности чем-нибудь заниматься, государь позволял себе ложиться только на диван. В шинели, всегда заменявшей ему халат, и в сапогах, которые вдобавок были еще со шпорами»^{1458}.

С годами стали возникать проблемы и с излишней полнотой. Как уже отмечалось, Николай Павлович, вероятно, использовал бандаж; возможно, это делалось и по медицинским показаниям. Как писал в 1882 году, ходатайствуя о предоставлении ему звания Поставщика Двора Его Императорского Величества, Людвиг Роох, его отец — «хирургических и механических дел мастер» поставлял для Николая I (а с 1850 года для цесаревича Александра Николаевича и других членов императорской семьи) «разные хирургические инструменты, ортопедические снаряды и бандажи по требованию лейб-медиков и камердинеров»^{1459}. Тогда за давностью лет это было подвергнуто сомнению, так как в Министерстве Императорского двора нашлись документы только о последних поставках на небольшие суммы уже Рооха-младшего. Но сын Рооха писал правду, хотя, естественно, это была продукция не массового изготовления и приобреталась она не каждый год. Как свидетельствуют расходы гардеробной суммы Николая Павловича, в 1852 году за изготовление каких-то хирургических инструментов Рооху-отцу было выплачено 28 рублей 60 копеек^{1460}. Между прочим, после смерти при вскрытии у Николая I нашли одну редкую анатомическую аномалию: вместо двух почек у него была одна, но весьма большая. По одному из свидетельств, она хранилась затем в Медико-хирургической академии.

Известен случай, когда по совету И. В. Васильчикова император прибег к методу «нетрадиционной медицины», обратившись к подруге юности его жены — Анне Николаевне Рускони (урожденной Макаровой). Она проживала тогда в доме И. В. Васильчикова и была известна умением заговора или, по терминологии того времени, пользовалась «симпатическими средствами». Знакомая А. Н. Рускони М. Ф. Каменская (в доме ее отца графа Ф. П. Толстого А. Н. Рускони имела обыкновение ночевать с субботы на воскресенье) так рассказывает об этом случае в своих записках: «В доме Васильчиковых Анна Николаевна продолжала лечить «симпатическими средствами» и даже прославилась успешным лечением «рожи» посредством сухого платка или полотенца, взятого у больной особы. Этот платок Анна Николаевна «заговаривала», складывая какими-то мудреными складками в куколку, приказывала вытереть им больное место утром, вечером и опять утром и бросить в стирку… И рожа сейчас же проходила. Васильчиков предложил ему попробовать полечиться «симпатическим средством». Император согласился. Тогда Ларион Васильевич привез платок государя Анне Николаевне, она заговорила; он обтер им ногу три раза и рожа сейчас же прошла. С этих пор Николай Павлович так глубоко уверовал в генеральшу Рускони, что на моей уже памяти у нас в розовом доме, почти ни одного воскресенья не проходило, чтобы государь не прислал своего камердинера с просьбою к генеральше «заговорить» чей-нибудь платочек…»^{1461}

Важная веха в состоянии здоровья Николая Павловича — 1844 год. Узнав от Мандта о скоротечной чахотке своей дочери Александры Николаевны, протекавшей параллельно беременности, Николай Павлович прервал визит в Лондон и спешно вернулся. Ольга Николаевна вспоминала: «Смотреть на Папа было правда ужасно: совершенно неожиданно он стал стариком». «После смерти Адини, — добавляет она в другой записи, — все сразу изменилось, и его энергия ослабела»^{1462}. Причину заболевания сестры Ольга Николаевна видит в простуде, но и микроклимат в новом Зимнем дворце был неблагоприятным. В восстановленном после пожара Зимнем дворце было устроено новое отопление наподобие центрального (амосовские печи), которое высушивало воздух. Поэтому стали ставить в жилых комнатах лоханки со снегом и водой, что производило неблагоприятное действие на легкие.

Время революционных выступлений в Европе — 1848–1849 годы — также стало серьезным испытанием для уже немолодого императора. По свидетельству баварского дипломата, Николай Павлович «вернулся с варшавских празднеств, следовавших за умиротворением Венгрии, если не стариком, то, во всяком случае, сильно постаревшим»^{1463}. Когда в августе 1849 года в Варшаве неожиданно после приступа заболел любимый младший брат Николая I Михаил Павлович, «рыжий Мишка», как за глаза называли его кадеты, не лишенный юмора «фрунтовик» почище императора, Николай Павлович не отходил от больного. «В это время, — писал М. А. Корф, — у государя смертельно болела голова, и он, однако ж, не давал себе ни минуты покоя: ему беспрерывно поливали голову одеколоном и уксусом…» На следующий день после погребения Михаила Павловича в Петропавловском соборе 16 сентября 1849 года «государь, хотя ему ставили рожки (пиявки. —