Николай I - [214]

.

Что касается Николая Павловича, то он использовал скорее не корсет, а бандаж[12]. А вот домыслы об использовании ваты для придания внушительности фигуре следует решительно отбросить. Когда в начале 1849 года доверенный лейб-медик императора М. Мандт отпросился в длительный отпуск, чтобы навестить жену, проживающую во Франции, то исполнять его обязанности был назначен выпускник Дерптского университета врач Конно-гвардейского полка Ф. Я. Кареллы С естественным чувством собственной значимости молодой доктор рассказывал своим знакомым «разные подробности из внутренней дворцовой жизни». Одну из этих «подробностей» приводит в своих записках барон М. А. Корф: «Каррель не мог довольно выразить удивления своего к атлетическому, необычайному сложению его тела. «Видев его до тех пор, как и все, только в мундире и сюртуке, — рассказывал нам Каррель, — я всегда воображал себе, что эта высоко выдававшаяся грудь — дело ваты. Ничего не бывало. Теперь, когда мне пришлось подвергать его перкуссии (постукиванию. — Л. В.) и аскультации (прослушиванию стетоскопом. — Л. В.), я убедился, что все это свое, самородное; нельзя себе представить форм изящнее и конструкции более Аполлоново-Геркулесовской!»^{1416} О физической силе Николая Павловича свидетельствует случай, приведенный А. X. Бенкендорфом. В октябре 1835 года недалеко от Тулы, испугавшись криков толпы, лошади понесли сани, в которых находился император. «…Государь, став на ноги в пошевнях, схватив вожжи и своею атлетическою силою скоро успел сдержать лошадей»^{1417}.

Многие из современников ощущали не только внешнюю, но и внутреннюю силу императора. Описывая внешний облик государя в начале царствования, граф де Пасси пишет: «Высокое чело, глаза, полные огня и величия, уста с несколько саркастическим выражением, богатырская грудь, колоссальный рост и, наконец, величественная походка придавали государю что-то необыкновенное»^{1418}. Несомненно, Николай Павлович обладал и определенным обаянием. Впервые увидевший его на приеме, устроенном императором для местного дворянства в Кодне в 1829 году, польский помещик (позднее участник польского восстания 1830 года и эмигрант на военной службе в Турции) Михаил Чайковский на себе испытал это удивительное воздействие: «Должен сознаться, что ни один человек на свете не произвел на меня большего впечатления, чем император Николай; он был в то время во всем цвете красоты и царственного величия. По росту, осанке и выражению лица он казался владыкой мира. Лицо его загорело, только лоб, прикрытый козырьком каски, был бел. Я не могу объяснить себе причины, но сердце невольно влекло меня к нему, я не мог наглядеться на него, в нем было какое-то обаяние и величие»^{1419}. Красноречивое и честное признание человека, которого никак нельзя заподозрить в симпатиях к России! Сравнивая с отцом цесаревича Александра Николаевича, будущего Александра II, А. Ф. Тютчева отмечала, что тот не обладал тем обаянием, «каким в свое время обладал Николай»^{1420}. Повстречавший русского императора в Дрездене в 1845 году профессор Геннель писал: «Без всякого признака тучности, шедший господин был, тем не менее, атлетического сложения, легкая походка свидетельствовала о громадном запасе жизненных сил, хотя по лицу можно было дать незнакомцу лет под 50»^{1421}.

Современники считали, что внешне Николай Павлович очень походил на свою бабушку Екатерину II^{1422}, хотя такое сравнение не всегда импонировало государю. Однажды, когда его деятельность начали сравнивать с политикой Екатерины II, он раздраженно заметил, что у него, «кроме профиля, нет ничего общего с этой женщиной»^{1423}. Довольно часто его сравнивали и с Александром I, отмечая как общее, так и отличное в их физическом облике. Однажды, находясь полуинкогнито в Вене в 1835 году, Николай Павлович зашел за покупками для семьи в местный магазин, хозяин которого как раз собирался закрываться, чтобы поспешить на встречу русского императора, который, по слухам, должен был приехать в столицу Австрии. Николай Павлович представился сотрудником русского посольства в Вене, хорошо знакомым императору России. Завязался разговор. Владелец магазина, знавший своего бывшего постоянного покупателя Александра I, поинтересовался, похож ли нынешний русский государь на своего покойного брата. Любивший розыгрыши Николай Павлович не замедлил с ответом: «Похож ли он на него лицом? Таков ли он ростом, как Александр? Но, постойте, я часто имел счастье находиться вблизи императора Николая, он совершенного моего роста, ни на волос нет разницы». — «Так это очень красивый мужчина, и у него такие же маленькие глаза, как у Александра?» — «Напротив, у него большие глаза, как у меня… Нос, говорят, бабушки его, Екатерины, т. е. почти такой же, как у меня. Он немного лыс». — «Лыс? Так император Александр был также немного лыс», — сказал купец… «Вот моя рука, — заявил далее Николай Павлович, — я Вам даю слово, что я Вам доставлю не только легкое средство его видеть, но, может быть, даже средство говорить с ним…»^{1424} Естественно, Николаю Павловичу не трудно было выполнить свое обещание и уже в роли императора купить у ошеломленного купца подарки для Александры Федоровны и детей. Купец был в полном восторге, и вскоре на его магазине появилась надпись: «Истинному и доброму императору Николаю».