Николай I - [213]

. Дочь императора великая княжна Ольга Николаевна также не обошла вниманием этот сюжет. «Уважение, внушаемое им, — писала она об отце, — исходило главным образом от его взгляда, который могли выдерживать только люди с чистой совестью; все искусственное, все наигранное рушилось, и всегда удавалось этому взгляду торжествовать надо всем ему враждебным»^{1401}.

Наиболее заметная и реальная черта внешности императора, прежде всего бросавшаяся в глаза современникам, — высокий рост и длинные ноги. Об этом, независимо от политических взглядов, мемуаристы пишут единодушно^{1402}. Маркиз де Кюстин отмечал, что «император на полголовы выше обыкновенного роста»^{1403}. Шведский военный министр В. В. Гаффнер, сопровождавший во время визита в Петербург в 1846 году наследного принца Швеции, пишет о Николае Павловиче: «…наружность его атлетическая, ростом он почти в два метра, хорошо сложен, с красивым лицом»^{1404}. Во время одного из разговоров с М. А. Корфом в 1849 году, по свидетельству мемуариста, «в доказательство обмельчания у нас народа, государь рассказывал, что прежде он был по росту 22-м в первой шеренге Преображенского полка, потом сделался 15-м, а теперь уже стоит 13-м»^{1405}. Благодаря Ксенофонту Полевому, поместившему в своих записках письмо брата Николая Алексеевича от 24 ноября 1838 года, можно назвать точный рост императора. После окончания пьесы Н. А. Полевого «Дедушка русского флота» Николай Павлович подошел к Василию Каратыгину с приветливыми словами. «Ты совершенный Петр Великий!» — сказал он, любуясь им. «Нет, государь, он был выше меня: 2 аршина 14 вершков». — «А в тебе?» — «Двенадцать». Государь померился с ним. «Всё ты выше меня: во мне 10 1/2»^{1406}. Нетрудно посчитать, что в переводе на современную метрическую систему рост императора был 189 сантиметров (Петра I — 203,5).

На протяжении всей своей жизни Николай Павлович старался сохранять военную выправку. Этому способствовали природные данные. В 1816–1817 годах во время визита в Англию великий князь в описании барона Стокмара выглядел «обворожительным юношей, высокого роста, не особенно худым, прямым, как сосна, с необыкновенно правильными чертами лица, открытым челом, твердо обрисованными бровями, прекрасным профилем, небольшим ртом и выточенным подбородком»^{1407}. П. М. Дараган вспоминал о великом князе Николае Павловиче годом позже: «Он был очень худощав и от этого казался еще выше. Облик и черты его лица не имели еще той округлости, законченности красоты, которая в императоре (Николае I в зрелые годы. — Л. В.) невольно поражала каждого и напоминала изображения героев на античных камеях. Осанка и манеры великого князя были свободными, но без малейшей кокетливости»^{1408}. А вот слова дочери императора Ольги Николаевны: «Мой отец был, по словам одного французского маршала, «le physique du métier» (образец военной выправки). Его большой рост, его четкий профиль вырисовывались резко на светлой синеве неба»^{1409}.

Современник, увидевший Николая Павловича в мае 1828 года под Браиловым, так передает свои впечатления: «Император Николай Павлович был тогда 32-х лет, высокого роста, сухощав, грудь имел широкую, руки несколько длинные, лицо продолговатое, чистое, лоб открытый, нос римский, рот умеренный, взгляд быстрый, голос звонкий, подходящий к тенору, но говорил несколько скороговоркой. Вообще он был очень строен и ловок. В движениях не было заметно ни надменной важности, ни ветреной торопливости, но была видна какая-то неподдельная строгость. Свежесть лица и все в нем выказывало железное здоровье и служило доказательством, что юность не была изнежена. И жизнь сопровождалась трезвостью и умеренностью. В физическом отношении он превосходнее всех мужчин, каких только я видел в армии, и могу сказать поистине, что в нашу просвещенную эпоху величайшая редкость видеть подобного человека в кругу аристократии»^{1410}.

Позднее, когда Николай Павлович, несмотря на умеренность в еде и постоянные физические упражнения с ружьем по утрам, стал полнеть, он по-прежнему следил за своей фигурой. Маркиз де Кюстин в 1839 году отмечал: «…Он хорошо сложен, но немного скован; с ранней юности он взял привычку, вообще распространенную среди русских, туго утягивать живот ремнем; обыкновенно это позволяет ему выступать грудью вперед, однако не прибавляет ни красоты, ни здоровья; живот все равно выпирает и нависает над поясом»^{1411}. Насчет «живота» французский мемуарист прав. Во всяком случае, приехавший из Москвы в конце зимы 1843 года граф М. Д. Бутурлин отметил перемену в облике Николая Павловича: «…Выдававшийся вперед живот уже портил немного его статность»^{1412}. Живот виден и на рисунке А. Ф. Чернышева 1846 года «Император Николай I со свитой в Петергофе»^{1413}. Впрочем, в том же году леди Блумфильд при встрече отметила: «Он имел вид худее, чем когда был в Англии в 1844 году»^{1414}.

Что касается упомянутой «привычки» русских перетягиваться, Астольф де Кюстин не совсем точен. Перетягивание талии, достигавшееся различными способами вплоть до ношения корсетов, было данью общеевропейской моде и в не меньшей степени было распространено среди офицеров Пруссии (достигавшуюся такими средствами выправку высмеивал Г. Гейне). В дамской моде также господствовала «осиная талия», хотя корсеты были не менее вредны для дам. Один из исследователей русского быта замечает, что все три прозвища Скалозуба из комедии «Горе от ума» А. С. Грибоедова — «хрипун», «удавленник», «фагот» — свидетельствуют о перетянутой талии. В одном из стихотворений А. С. Пушкина позднее также употребляется выражение «гвардейцы затяжные»