Николай Анциферов. «Такова наша жизнь в письмах». Письма родным и друзьям (1900–1950-е годы) - [187]

Шрифт
Интервал
. Получил также свою книжку «Херцен», напечатанную в Белграде[1125].

Три раза был у Григория Михайловича. Я рад, что он серьезно лечится. И вообще принялся, как я, за себя. Привет вашему квартету.

Твой НА.
18 августа 1956 г. Жаворонки

Милый, дорогой мой Гогус!

В Дарьино мне привезли сразу несколько писем, и среди них от тебя и от Евгении Савельевны. Вот выдержка: «Татьяну Спиридоновну я сразу полюбила, мальчики мне оба понравились, сами по себе очень хорошие, с большим запасом нежности, глубоких и добрых чувств». Во как! и далее: «Хорошо, что у них есть такая чуткая, внимательная мать». О тебе она пишет с большой симпатией. Но я не могу догадаться, о чем же вы много спорили. Какой редкий она человек. От болезни она уже оправилась. «Все прошло. Осталась слабость. Видно, судьба еще немножко пожить. Пусть так. Не протестую, хотя к смерти отношусь спокойно и, сказала бы, доброжелательно. Что же это: „bene veniat soror mea Mors“?»

Часто думаю о тебе и грызу себя, что не могу тебе помогать. Очень связал меня кооператив — новая квартира. Софья Александровна уже ремонтировала нашу мебель, переобила ее и спит и видит нашу тихую, спокойную, уединенную жизнь. Мне и самому жалко проститься со старой квартирой и кое с кем из соседей, с Арбатом и арбатскими переулками наших вечерних прогулок. Когда переедем, опишу тебе в точности новую квартиру.

Относительно музея пока еще не решил. И хочется свободы, и жаль бросать работу, а особенно коллектив. Много хороших, особенно из молодежи. Я тебе писал, что по возвращении из Дарьино пойду к Федину и Паустовскому говорить о возможности печатания и переиздания моих трудов. Кроме того, надо посоветоваться касательно пенсии, т. к. писатели будут распределены по категориям. Ина славен солнцу, ина луне, и звезды розенствуют во славе[1126]. Я не солнце, и не луна, и не звезда 1>ой величины, но не хотелось бы мне оказаться каким-нибудь Алкором в созвездии Медведицы, едва различимым простым глазом[1127].

Журнал «Иностранная литература» заказал мне статью «Герцен и Гарибальди»[1128]. Работал я в Дарьине с утра до 2 часов, работал с увлечением. Вижу, еще могу писать научные статьи, и приободрился, вообще чувствую себя крепче и бодрее.

Софья Александровна готовит, стирает и много гуляет, читает, очень довольна жизнью здесь и с ужасом думает о возвращении в квартиру.

Не могу скрыть от тебя, что меня волнует и здоровье Татьяны Спиридоновны, и успехи мальчиков. Хорошо, что «надоело плохо учиться». А что думает о будущем Павлуша? Ведь спорт не может же быть его профессией. Умоляю тебя, не мучь их моими мемуарами, а то они невзлюбят меня.

Перерывы непростительны. Ты же можешь и сам написать на открытке несколько слов. Я тебе, помнится, писал, что Иван Михайлович, Татьяна Борисовна и ты объединены у меня одним признаком. Никто из моих близких, из моих друзей не жил так и моей жизнью, не дорожил так не только мною, но и моим. Их уже нет, ты остался. Спасибо тебе за твою любовь. Она очень много для меня значит.

Привет Татьяне Спиридоновне и мальчикам.

Твой НАнц.

Марок нет. Достал склеенную. Приклеил вареньем. Вдруг упадет!

Новую квартиру я тебе опишу с развеской фото, картин, расположением мебели и т. д. В квартире балкон.

28 сентября 1956 г. Москва

Дорогой мой Гогушка!

Все думаю, думаю даже ночами, писать ли тебе с полной откровенностью о своем здоровье. Софья Александровна будет очень недовольна мной. Но я все же решил написать, хотя и знаю, что огорчу тебя. Почему же я пишу? Слишком ты близок мне, и я не могу замкнуться в отношении тебя. Что же оттягивать! Здоровье мое неуклонно тает. Я все слабею. Очень ослабли ноги, и плохо то, что левая нога значительно хуже правой. Я могу ходить, только опираясь на палку. Устану, чувствую, колени подгибаются. Читать вслух уже не могу — начинаю задыхаться. Так что мою работу о Чехове будут читать вместо меня другие. Во время еды у меня делаются спазмы в горле, и я начинаю кашлять. Когда невропатолог просил меня коснуться носа левой рукой, я сразу не смог, в отличие от правой. Все это результат расстройства сосудистой системы мозга. И это не все, тяготят меня и другие явления, что-то с почками и особенно с предстательной железой. Я называю ее предательская железа. Ну хватит!

Итак, еду в санаторий, вероятно в любимую Малеевку, и на службу не вернусь. Доволен? К сожалению, Григорий Михайлович еще слабее меня. Был у него 3>ий раз. На этот раз он не спал. А то из‐за наркотиков он часто спит днем. Он мне сказал и утешительное. Все последние анализы показали улучшение, но боли не прекращаются.

Софья Александровна все готовится к переезду. Ремонтирует мебель (начала еще летом) и вычеркивает в табель-календаре дни, оставшиеся до апреля. Как узник в тюрьме, и я теперь подпеваю: «Ехать! Ехать!» Очень тяжело в нашей квартире. Скандалы действуют на меня удручающе. И мне, и Софье Александровне теперь самое главное, самое нужное — покой. Будем жить еще скромнее, но только бы тишина и независимость. Тогда, может быть, при помощи индийской травки розерпии я смогу продлить свою жизнь[1129]. Я не могу, как Евгения Савельевна, относиться к смерти благосклонно, т. к. мне не на кого оставить Соню. Это самая тяжелая для меня мысль. А она бодра, верит в мое спасение на новой квартире. Договорилась и с Борисом Делоне, что я перееду к нему на время переезда и устройства квартиры. Несмотря на тягостные мысли, настроение общее бодрое, т. к. я прожил хорошую жизнь. Сегодня день рожденья Татьяны Николаевны. Завтра именины Софьи Александровны.

Продолжить чтение
Еще от автора Николай Павлович Анциферов
Петербург Пушкина

С Петербургом тесно связан жизненный и творческий путь Пушкина. Сюда, на берега Невы, впервые привезли его ребенком в 1800 году. Здесь, в доме на набережной Мойки, трагически угасла жизнь поэта. В своем творчестве Пушкин постоянно обращался к теме Петербурга, которая все более его увлекала. В расцвете творческих сил поэт создал поэму «Медный всадник» — никем не превзойденный гимн северной столице.Каким был Петербург во времена Пушкина, в первую треть прошлого века?

Душа Петербурга

Это уникальный по собранному материалу поэтический рассказ о городе, воспетом поэтами и писателями, жившими здесь в течение двух веков.В предлагаемой книге Н. П. Анциферова ставится задача, воплощающая такую идею изучения города, как познание его души, его лирика, восстановление его образа, как реальной собирательной личности.Входит в состав сборника «Непостижимый город…», который был задуман ученицей и близким другом Анциферова Ольгой Борисовной Враской (1905–1985), предложившей план книги Лениздату в начале 1980-х гг.

Петербург Достоевского

В этом этюде охарактеризованы пути, ведущие к постижению образа города в передаче великого художника слова. Этим определен и подход к теме: от города к литературному памятнику. Здесь не должно искать литературной характеристики. Здесь отмечены следы города в творчестве писателя. Для исследования литературы, как искусства, этюд может представить интерес лишь, как материал для вопросов психологии творчества. Эта книжка предназначена для тех, кто обладает сильно развитым топографическим чувством и знает власть местности над нашим духом.Работа возникла из докладов, прочтенных в Петербургском Экскурсионном Институте.[1].

Быль и миф Петербурга

В настоящей книге, возвращаясь к теме отражения мифа в «Медном всаднике», исследователь стремится выявить источники легенд о строителе города и проследить процесс мифологизации исторической реальности.Петербургский миф — культурологич. термин, обозначающий совокупность преданий и легенд, связанных с возникновением СПб и образом города в сознании людей и в иск-ве. Петербургский миф тесно связан с историей СПб и его ролью в истории страны. Реальные события возникновения СПб обрастали мифологич. образами уже в сознании современников.

Из дум о былом

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Рекомендуем почитать
Империя и одиссея. Бриннеры в Дальневосточной России и за ее пределами

Для нескольких поколений россиян существовал лишь один Бриннер – Юл, звезда Голливуда, Король Сиама, Дмитрий Карамазов, Тарас Бульба и вожак Великолепной Семерки. Многие дальневосточники знают еще одного Бринера – Жюля, промышленника, застройщика, одного из отцов Владивостока и основателя Дальнегорска. Эта книга впервые знакомит нас с более чем полуторавековой одиссеей четырех поколений Бриннеров – Жюля, Бориса, Юла и Рока, – и с историей империй, которые каждый из них так или иначе пытался выстроить.

Беседы с Чарльзом Диккенсом

«Благодаря своим произведениям и своей карьере Диккенс стал важнейшим символом Лондона XIX века и викторианского общества в целом. Его задумчивая меланхоличность и яркий юмор отражали два мощных течения английского мироощущения, его энергичность и оптимизм воплощали прогресс той эпохи, а призывая к социальным реформам, он озвучивал все тенденции своего времени. Итак, начинайте свое знакомство с Чарльзом Диккенсом». (Питер Акройд) «Диккенс проделал путь от серьезных финансовых затруднений до значительного богатства, от заброшенности в детстве до всеобщего поклонения в зрелом возрасте, от сомнительных знакомств до приватной аудиенции у королевы Виктории.

Непокоренный. От чудом уцелевшего в Освенциме до легенды Уолл-стрит: выдающаяся история Зигберта Вильцига

На основе подлинного материала – воспоминаний бывшего узника нацистских концлагерей, а впоследствии крупного американского бизнесмена, нефтяного магната, филантропа и борца с антисемитизмом, хранителя памяти о Холокосте Зигберта Вильцига, диалогов с его родственниками, друзьями, коллегами и конкурентами, отрывков из его выступлений, а также документов из фондов Музея истории Холокоста писатель Джошуа Грин создал портрет сложного человека, для которого ценность жизни была в том, чтобы осуществлять неосуществимые мечты и побеждать непобедимых врагов.

По ту сторону славы. Как говорить о личном публично

Вячеслав Манучаров – заслуженный артист Российской Федерации, актер театра и кино, педагог, а также неизменный ведущий YouTube-шоу «Эмпатия Манучи». Книга Вячеслава – это его личная и откровенная история о себе, о программе «Эмпатия Манучи» и, конечно же, о ее героях – звездах отечественного кинотеатра и шоу-бизнеса. Книга, где каждый гость снимает маску публичности, открывая подробности своей истории человека, фигура которого стоит за успехом и признанием. В книге также вы найдете историю создания программы, секреты съемок и материалы, не вошедшие в эфир. На страницах вас ждет магия. Магия эмпатии Манучи. В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.

Расшифрованный Достоевский. «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы», «Братья Карамазовы»

Книга известного литературоведа, доктора филологических наук Бориса Соколова раскрывает тайны четырех самых великих романов Федора Достоевского – «Преступление и наказание», «Идиот», «Бесы» и «Братья Карамазовы». По всем этим книгам не раз снимались художественные фильмы и сериалы, многие из которых вошли в сокровищницу мирового киноискусства, они с успехом инсценировались во многих театрах мира. Каково было истинное происхождение рода Достоевских? Каким был путь Достоевского к Богу и как это отразилось в его романах? Как личные душевные переживания писателя отразились в его произведениях? Кто был прототипами революционных «бесов»? Что роднит Николая Ставрогина с былинным богатырем? Каким образом повлиял на Достоевского скандально известный маркиз де Сад? Какая поэма послужила источником знаменитой легенды о «Великом инквизиторе»? Какой должна была быть судьба героев «Братьев Карамазовых» в так и ненаписанном Федором Михайловичем втором томе романа? На эти и другие вопросы о жизни и творчестве Достоевского читатель найдет ответы в этой книге.

Вдребезги: GREEN DAY, THE OFFSPRING, BAD RELIGION, NOFX и панк-волна 90-х

Большинство книг, статей и документальных фильмов, посвященных панку, рассказывают о его расцвете в 70-х годах – и мало кто рассказывает о его возрождении в 90-х. Иэн Уинвуд впервые подробно описывает изменения в музыкальной культуре того времени, отошедшей от гранжа к тому, что панки первого поколения называют пост-панком, нью-вейвом – вообще чем угодно, только не настоящей панк-музыкой. Под обложкой этой книги собраны свидетельства ключевых участников этого движения 90-х: Green Day, The Offspring, NOF X, Rancid, Bad Religion, Social Distortion и других групп.

Л. Пантелеев — Л. Чуковская. Переписка (1929–1987)

Переписка Алексея Ивановича Пантелеева (псевд. Л. Пантелеев), автора «Часов», «Пакета», «Республики ШКИД» с Лидией Корнеевной Чуковской велась более пятидесяти лет (1929–1987). Они познакомились в 1929 году в редакции ленинградского Детиздата, где Лидия Корнеевна работала редактором и редактировала рассказ Пантелеева «Часы». Началась переписка, ставшая особенно интенсивной после войны. Лидия Корнеевна переехала в Москву, а Алексей Иванович остался в Ленинграде. Сохранилось более восьмисот писем обоих корреспондентов, из которых в книгу вошло около шестисот в сокращенном виде.