Ницше - [237]
Ницше полагал, что присутствие абсолютов в мире обесценивает и девальвирует время. В присутствии Вечности или Предвечного время ничтожно, бессмысленно, а жизнь человека и его цели лишаются значения. Лишь поворот человека от неба к земле, лишь вечное становление, постоянное движение всего преходящего, определяют статус времени как среды созидания, стихии возникновения нового. Лишь в земном и преходящем человек обретает творческую силу, воплощает свои проекты жизни и цели. Творчество, созидание — вот что такое подлинная историчность и действительность времени.
Определяя созидание как преодоление, Ницше говорит не об аскетическом снятии времени и жизни, а о преодолении конечных ступеней, конечных целей воли; во времени созидающий преодолевает самого себя, разрушает то, чем он был, и постоянно ищет то, чем должен стать.
Полнота жизни — это самореализация во времени, вечное движение, обусловленная временем возможность эволюции и прихода сверхчеловека.
«Хмельная песнь», завершающая предпоследнюю главу «Заратустры», — высшая точка переживания времен у Ницше, выражаясь языком М. Хайдеггера, «экстаз времени», если понимать слово Ekstasis как выход из себя. Время здесь не описывается, оно не опредмечено, все конкретное исчезло, остались только элементарные символы бытия.
Слово превратилось в медиум времени. Мы захвачены временем, которое есть человеческая экзистенция. Мы живем во времени, как во сне, все наше существо так спаяно со временем, что мы не замечаем его, так как оно воздух, которым мы дышим. Время движется и исчезает в бездне прошлого, унося все живое, постоянно увеличивая глубину этой бездны. Время открывается нам, когда мы пробуждаемся от сна. Полночь — время этого пробуждения, это — всеобщая тьма, полная неопределенность вещей, их нерасчлененность в единстве становления. Исчез шум дня, пестрота вещей превратилась во тьму. В ночной тиши мы слышим беззвучный бег времени, его дыхание. Все преходящее — символ страдания, постоянного, вечного страдания мира, в котором все исчезает, становясь добычей смерти. Боль мира нестерпима, и мировая скорбь видит в потоке времени лишь исчезновение бытия. Радость же прозревает гораздо глубже сущность времени, видит в исчезновении противоположность смерти — жизнь, вечное возвращение того же самого из бездны вечности, видит в самом феномене времени вечность. Страдание, радость, мир, время мыслятся едиными. Человек здесь уже не смертный, он бессмертен во времени, ибо он как медиум времени есть вечное возвращение того же самого. Только через человечество открывается тайна всего сущего.
Об экзистенциальности времени Ницше свидетельствуют многие стихи «Песен принца Фогельфрая», завершающих «Веселую науку». Эти стихи упреждают другое время, другую эпоху, другую жизненную установку, радикально обновляющую «лучший из миров». Назвать вечность злой шлюхой мог поэт, полностью преодолевший в себе одну парадигму и открывший другую…
Ницше принадлежит идея внутреннего времени, длительности, широко использованная затем Бергсоном, Гуссерлем и Хайдеггером, в частности в «Бытии и времени». Жизненность неотрывна от временности, бытие и время — единое целое, временность Dasein делает возможным понимание бытия. У Ницше присутствует даже такое свойство временности как бытие — к — смерти. В 278-м афоризме «Веселой науки» читаем: «Все, все полагают, что всё, что случалось до сих пор, было ничем или мало чем, и что близкое будущее есть всем… Каждый стремится быть первым в этом будущем — но все же только смерть, могильная тишина является общим для всех и единым достоверным в будущем! Удивительно, что эта единственная достоверность и всеобщность не имеет почти никакой власти над людьми, и они очень далеки от того, чтобы ощущать себя братьями у смерти!»
Ницше понимал длительность как нацеленность на грядущее, как перспективность, которая приобретает смысл не вследствие бытия-к-смерти, а благодаря жизненности. Человеческое бытие обладает внутренней временностью, видением перспективы. «Быть дома в сегодняшнем для него означало видеть время сквозь призму межсубъективности, понимать возможность как со-возможность, осуществлять выбор как со-выбор».
Идея Сверхчеловека встроена и вырастает из чувства внутренней временности, видения перспективы. Она не детерминирована ни телесной эволюцией, ни мировой историей. Ее осуществление, ее существование, как таковое, зависит от того, насколько эта идея разделяется обществом.
Если писать историю как историю культуры духа человеческого, то XX век должен получить имя Джойса — Гомера, Данте, Шекспира, Достоевского нашего времени. Элиот сравнивал его "Улисса" с "Войной и миром", но "Улисс" — это и "Одиссея", и "Божественная комедия", и "Гамлет", и "Братья Карамазовы" современности. Подобно тому как Джойс впитал человеческую культуру прошлого, так и культура XX века несет на себе отпечаток его гения. Не подозревая того, мы сегодня говорим, думаем, рефлексируем, фантазируем, мечтаем по Джойсу.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В своей новой книге «Непризнанные гении» Игорь Гарин рассказывает о нелегкой, часто трагической судьбе гениев, признание к которым пришло только после смерти или, в лучшем случае, в конце жизни. При этом автор подробно останавливается на вопросе о природе гениальности, анализируя многие из существующих на сегодня теорий, объясняющих эту самую гениальность, начиная с теории генетической предрасположенности и заканчивая теориями, объясняющими гениальность психическими или физиологическими отклонениями, например, наличием синдрома Морфана (он имелся у Паганини, Линкольна, де Голля), гипоманиакальной депрессии (Шуман, Хемингуэй, Рузвельт, Черчилль) или сексуальных девиаций (Чайковский, Уайльд, Кокто и др.)
Статья из сборника «На суше и на море» — 1964.
Новая книга политического философа Артемия Магуна, доцента Факультета Свободных Искусств и Наук СПБГУ, доцента Европейского университета в С. — Петербурге, — одновременно учебник по политической философии Нового времени и трактат о сущности политического. В книге рассказывается о наиболее влиятельных системах политической мысли; фактически читатель вводится в богатейшую традицию дискуссий об объединении и разъединении людей, которая до сих пор, в силу понятных причин, остается мало освоенной в российской культуре и политике.
Предлагаемая вниманию читателей книга посвящена одному из влиятельнейших философских течений в XX в. — феноменологии. Автор не стремится изложить историю возникновения феноменологии и проследить ее дальнейшее развитие, но предпринимает попытку раскрыть суть феноменологического мышления. Как приложение впервые на русском языке публикуется лекционный курс основателя феноменологии Э. Гуссерля, читанный им в 1910 г. в Геттингене, а также рукописные материалы, связанные с подготовкой и переработкой данного цикла лекций. Для философов и всех интересующихся современным развитием философской мысли.
Занятно и поучительно прослеживать причудливые пути формирования идей, особенно если последние тебе самому небезразличны. Обнаруживая, что “авантажные” идеи складываются из подхваченных фраз, из предвзятой критики и ответной запальчивости — чуть ли не из сцепления недоразумений, — приближаешься к правильному восприятию вещей. Подобный “генеалогический” опыт полезен еще и тем, что позволяет сообразовать собственную трактовку интересующего предмета с его пониманием, развитым первопроходцами и бытующим в кругу признанных специалистов.
Данная работа представляет собой предисловие к курсу Санадиса, новой научной теории, связанной с пророчествами.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.