Многие родители хотят, чтобы их дети были гениями, но мало кто понимает, сколь опасна такая судьба.
И. Гарин
Гении — будильщики человечества, вот уже три тысячелетия они почти безрезультатно пытаются пробудить его от сна разума, который опасен утратой самоей жизни.
И. Гарин
Человеческое сознание всегда было для меня наглядным свидетельством чуда жизни, а феномен гениальности — яркой манифестацией божественности бытия. Но меня смущало, во-первых, небрежительное отношение человечества к этому чуду, к этой божественной тайне, к самому захватывающему явлению природы, и, во-вторых, трагические судьбы большинства божественных избранников. Чтобы как-то прояснить почти полное отсутствие интереса человека к тому, что его делает человеком, и к трагедии гениальности, я написал несколько книг, освещающих природу сознания, просветления, откровения, феномена гениальности и того, что Поль Верлен назвал прóклятостью поэтов.
Фридрих Ницше и Поль Верлен не случайно подняли тему «прóклятых поэтов»[1], вся история человечества и особенно последние века дали несметное количество примеров того проклятья, которое почти неизбежно нависает над лучшими, гениальными представителями рода человеческого, над божественными избранниками, не такими, как все. С. Дали считал гениев особой породой сверхчеловеков, отличающихся от обыкновенных людей абсолютно по всем параметрам, вплоть до бессмысленных немотивированных поступков, далианских усов и других несуразностей. Гении — типичные rara avis, редкостные птицы, белые вороны. Как выяснил Д. Саймонтон, все творцы культуры — нетипичны и являются отклонениями от стандарта, но только такие «выпадения из времени и места» будоражат жизнь, обновляют знание и веру. Творчество, движение вперед, открытие — это всегда победа новизны над привычкой.
Чего стоит один только Серебряный век России[2], эта самая серьезная попытка страны приобщиться к европейской цивилизации, гигантский прорыв в этом направлении, кончившийся избиением и остракизмом национального гения. Да и только ли Серебряный век?..
У Сент-Бёва я обнаружил следующее высказывание Лабрюйера: «Сколько замечательных людей, отмеченных незаурядным дарованием, умерло в безвестности! А сколько живы и поныне, но о них молчат и не заговорят никогда!». Кто-то из древних оракулов сказал, что самые замечательные из людей умерли, не оставив следа в памяти потомков. Великие редко бывают живыми[3].
А. Франс считал, что посредственность современникам гораздо ближе гениальности. Ведь прославляя бездарей, современники равняются на самих себя: «Слава заурядного человека никого не задевает. Она, скорее, даже тайно льстит толпе; но в таланте есть нечто дерзновенное, за что воздают глухой ненавистью и клеветой».
Увы, во все времена гениальность имеет право удивляться, но не судить. Судят совсем другие. Со времен Гомера отношение отчизны к своим пророкам мало изменилось: они нищенствуют в семи городах, а после их смерти семь городов ведут тяжбу за право назваться их родиной. Как сказал кто-то из героев, восстав из могил, гении собственноручно разрушили бы свои монументы, узнав, кто их водрузил.
И всё это — при огромной значимости проблемы гениальности для общества, глубоко осознанной разве что только самими гениями. Ведь практически все культурные и духовные завоевания человечества своим происхождением обязаны самоотверженной работе гениальных вестников. Именно гений вносит судьбоносные изменения в человеческое сознание, открывает ценности и смысл бытия, освещает его сокровенные глубины. Третируемая во все времена гениальность пробуждает человеческое сознание, будоражит чувства справедливости и красоты, подталкивает социум к демократическим и либеральным трансформациям.
Согласно прогнозу японских футурологов, в ближайшем будущем культурное и экономическое превосходство будет на стороне тех стран, которые смогут предложить на мировом рынке гениальные идеи, проекты и технологии. Пока же позором для человечества является амнезия, беспамятство, отказ от исторических уроков: современность так же уничижительно относится к собственным гениям, как античность к Сократу, иудаизм к Иисусу и Средневековье к Данте. Скажу больше: из трех сотен претендентов, отобранных мною в качестве потенциальных героев этой книги, более половины — наши современники…
Гению приходится нелегко в любой стране и в любую эпоху. Родиться же Чаадаевым, Пушкиным, Гоголем, Достоевским, Толстым или Бродским почти всегда означает пойти по стопам Иисуса Христа, ставшего божественным символом отношения гения и массы — обожествления после распятия. Для меня судьба Иисуса — яркая и поучительная манифестация отвергнутой и преданной гениальности.
Кстати, подобно тому, как каждый великий пророк, упреждая время, пророчествует из недр своей личности, всякий великий поэт поэтствует из глубины своего творчества — своей единственной и бесконечной поэмы[4].
Когда я сравниваю судьбу несчастного гения и Иисуса Христа, я имею в виду евангельское «Он стал проклятием ради нас» (Гал. 3:13), или, иными словами, страдание непонятого гения в чем-то повторяет судьбу непонятого Иисуса для того, чтобы явить пример возможности человеческого преображения, реализации божественного в самом себе. По мнению Симоны Вейль, единственное оправдание несчастья — в стимуляции человеческого преображения, известного из Библии как «случай Иов», поэтому культивирование несчастья, сговор с собственным горем — порочный путь в никуда. Даже рассматриваемый здесь феномен несчастья гения поучителен — это путь гения не к закабалению горем, но к Христову освобождению от него. Вот почему сжиться с несчастьем, дать ему поселиться в тебе — антибожественно: несчастье — исключительно путь к новому сознанию и к свободе, что и явил людям Иисус Христос. Это называется благодатью Божьей, исцеляющей все раны и страдания.
