Ницше - [221]
Герман Гессе в «Возвращении 3аратустры», обращенном к немецкому юношеству, определял ницшеанство как способность человека овладеть собственной судьбой: «Для кого судьба приходит извне, того она поражает, как стрела поражает дичь. Для кого судьба приходит изнутри и из глубины его собственного духа, того она усиливает и делает богом».
Ваше будущее не деньги и власть, не достижения в науке и технике, ваше будущее и ваш тяжкий опасный путь другой: стать зрелыми и обрести бога в самих себе… Всегда искали вы бога, но никогда в самих себе… Он нигде кроме. Нет другого бога, как тот, который в вас самих.
Тейяровский «Феномен человека» — это, в сущности, тоже ответ на вопросы: в чем привлекательность этих циничных и грубых («зоологических») теорий, в которых, однако, зачастую бьется благородная страсть, и почему тот или иной из этих призывов к торжеству силы находит иногда отзвук в глубине нас самих. Вот суть этого ответа: учение философа «героического реализма» есть доктрина прогресса путем обособления: обеспечения полноты жизни за счет одиночества. Сверхжизнь? В шовианском «Мафусаиле» мы находим прекрасный художественный образ этого обособления и этой сверхжизни…
Другой религиозный мыслитель, пытаясь вернуть жизни утрачиваемую ею духовность, попытался слить воедино несовместимое: ницшеанство и христианство. Что получилось? Воля к могуществу обернулась волей к совершенству, мораль господ — ответственностью, абсолютным господством над страстями.
Вернувшийся после мировой бойни Заратустра Германа Гессе проповедовал не агрессивный нигилизм, а уединение, сосредоточенное осмысление, самоопределение и автономию личности.
С философа героического реализма начинается второй Ренессанс — глубинное Возрождение мифологического сознания, именуемое декадансом: постижение неизменных, антиисторических, иррациональных начал жизни. Взамен эволюции — цикличность и повторяемость, взамен прогресса — вечный возврат, взамен легкости преобразования — констатация неизменности первооснов — все компоненты древнего мифа, но уже не бессознательного, а осознанного, а потому активного, творческого, преобразующего.
Новый виток борьбы: теперь уже со стадностью, омассовлением, нивелировкой. После Ницше большая плеяда мудрецов — крупнейшая с античных времен — увидит свое призвание в том, чтобы «изобразить ужасное порабощение индивидуальности мстительным, ревнивым и властным мышлением массы, страшное, смертельное напряжение, необходимое, чтобы сопротивляться засасывающей силе всеобщей лжи».
Родоначальник современной мифологии, Ницше предвосхитил Бергсона, Фрейда, Юнга, Джойса, Элиота, Ортегу — не только сверхсоциальностью и психологичностью, но подсознательностью, архетипичностью, глубиной. Он открыл входы в пещеры человеческих душ и в заваленные штольни, куда до него никто не смел опускаться.
Можно без преувеличения сказать, что к Ницше восходит современная эпистемология, философия знания и науки.
Крах классической науки и идеалов эпохи Просвещения привел философию в замешательство: с новой физикой и математикой в философию вернулась вечная проблема достоверности знания и критериев различения достоверного знания от блужданий в «лабиринте языка» (Л. Витгенштейн). Новые ответы заполнили весь возможный спектр мнений от истины Ницше, тождественной лжи, до философии истины как процесса и виртуозных языковых построений аналитической и лингвистической философий.
М. Фуко:
Ницше говорил об истине, что это — самая глубокая ложь. Кангилем, одновременно и далекий, и близкий Ницше, сказал бы, вероятно, иначе: что в огромном календаре жизни истина — это только самая последняя ошибка. Или, точнее, что разделение истинного и ложного, как и особая ценность, приписываемая истине, представляет собой наиболее оригинальный способ жить, какой только смогла изобрести жизнь, изначально и в самом своем основании несущая возможность ошибки. Для Кангилема ошибка — это вездесущая случайность, вокруг которой накручиваются и история жизни и становление внутри ее человека.
Для Канта и всей философии XVIII века «естественной логикой» был поиск оснований истины, для новообращенных века XX — констатация познания как истории ошибок и заблуждений (на французском языке слово «erreur» означает как «ошибку», так и «заблуждение»). Познание не столько открыто истинам мира, сколько укоренено в ошибках разума. На место философии истины лучше поставить философию ошибки, заблуждения. Ошибка, заблуждение — не редкие дефекты истории познания, а некое измерение, присущее самой жизни рода человеческого и всей истории разума.
Само развитие философии и науки привело к понятию философии процесса, к осознанию эволюции знания (истины или ошибки). Раз наука и философия находятся в вечном состоянии становления, факт или истина могут быть поняты только как текучесть, fieri.
Только «fieri» составляет факт. Всякой сущности (или объекту), которые наука пытается зафиксировать, предстоит вновь раствориться в потоке становления. В конечном счете, только о становлении и о нем одном можно сказать: «оно есть (факт)». Следовательно, единственное, что мы имеем право и можем искать — это закон данного процесса.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Если писать историю как историю культуры духа человеческого, то XX век должен получить имя Джойса — Гомера, Данте, Шекспира, Достоевского нашего времени. Элиот сравнивал его "Улисса" с "Войной и миром", но "Улисс" — это и "Одиссея", и "Божественная комедия", и "Гамлет", и "Братья Карамазовы" современности. Подобно тому как Джойс впитал человеческую культуру прошлого, так и культура XX века несет на себе отпечаток его гения. Не подозревая того, мы сегодня говорим, думаем, рефлексируем, фантазируем, мечтаем по Джойсу.
В своей новой книге «Непризнанные гении» Игорь Гарин рассказывает о нелегкой, часто трагической судьбе гениев, признание к которым пришло только после смерти или, в лучшем случае, в конце жизни. При этом автор подробно останавливается на вопросе о природе гениальности, анализируя многие из существующих на сегодня теорий, объясняющих эту самую гениальность, начиная с теории генетической предрасположенности и заканчивая теориями, объясняющими гениальность психическими или физиологическими отклонениями, например, наличием синдрома Морфана (он имелся у Паганини, Линкольна, де Голля), гипоманиакальной депрессии (Шуман, Хемингуэй, Рузвельт, Черчилль) или сексуальных девиаций (Чайковский, Уайльд, Кокто и др.)
Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.
Серия «Новые идеи в философии» под редакцией Н.О. Лосского и Э.Л. Радлова впервые вышла в Санкт-Петербурге в издательстве «Образование» ровно сто лет назад – в 1912—1914 гг. За три неполных года свет увидело семнадцать сборников. Среди авторов статей такие известные русские и иностранные ученые как А. Бергсон, Ф. Брентано, В. Вундт, Э. Гартман, У. Джемс, В. Дильтей и др. До настоящего времени сборники являются большой библиографической редкостью и представляют собой огромную познавательную и историческую ценность прежде всего в силу своего содержания.
Атеизм стал знаменательным явлением социальной жизни. Его высшая форма — марксистский атеизм — огромное достижение социалистической цивилизации. Современные богословы и буржуазные идеологи пытаются представить атеизм случайным явлением, лишенным исторических корней. В предлагаемой книге дана глубокая и аргументированная критика подобных измышлений, показана история свободомыслия и атеизма, их связь с мировой культурой.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.
В книге представлено исследование формирования идеи понятия у Гегеля, его способа мышления, а также идеи "несчастного сознания". Философия Гегеля не может быть сведена к нескольким логическим формулам. Или, скорее, эти формулы скрывают нечто такое, что с самого начала не является чисто логическим. Диалектика, прежде чем быть методом, представляет собой опыт, на основе которого Гегель переходит от одной идеи к другой. Негативность — это само движение разума, посредством которого он всегда выходит за пределы того, чем является.
В монографии на материале оригинальных текстов исследуется онтологическая семантика поэтического слова французского поэта-символиста Артюра Рембо (1854–1891). Философский анализ произведений А. Рембо осуществляется на основе подстрочных переводов, фиксирующих лексико-грамматическое ядро оригинала.Работа представляет теоретический интерес для философов, филологов, искусствоведов. Может быть использована как материал спецкурса и спецпрактикума для студентов.