Ницше - [222]
Сказанное относится к развитию точных наук и к развитию философских представлений о самой истине (к гносеологии и эпистемологии):
Если мы сравним, например, систему доказательств современных логиков с доказательствами, которыми удовлетворялись те, кого мы сегодня называем «великими предками» — Уайтхед и Рассел, — то обнаружим значительно возросшую строгость рассуждений. Работы современных математиков, которые с помощью «рефлексирующей абстракции» извлекают новые операции из уже известных или новые структуры из предшествующих структур, привели к обогащению фундаментальных понятий, не противореча им, но реорганизуя их самым неожиданным образом. Известно, что в физике не осталось ни одного принципа, который не изменил свою форму и содержание. Законы, казалось бы, наиболее твердо установленные, стали в определенной степени относительными, заняв новое место в системе в целом. В биологии, где точность еще не достигла такой степени и где важнейшие проблемы все еще не решены, происшедшие перемены также впечатляющи.
Основополагающая идея «Процесса и реальности» Уайтхеда состоит в том, что человеческий опыт — принадлежащий природе процесс, имеющий собственное физическое существование. Отсюда, с одной стороны, отказ от философской традиции, определявшей субъективный опыт в терминах сознания, мышления, чувственного восприятия, и, с другой — синтез проблемы человеческого опыта и физических процессов эволюции мира.
Как не амбициозна уайтхедовская программа соединения философии и естествознания, единого описания всех форм существования — от объектов познания до функционирования последнего, — Уайтхед лучше многих других сознавал, что эволюция мира (химических элементов, космических объектов, жизни духа) не могла бы быть познана, если бы не менялось само познание. Эволюция, по Уайтхеду, это синтез становящегося и неизменного, потока и берегов.
Задачу философии Уайтхед видел в том, чтобы совместить перманентность и изменение, мыслить вещи как процессы, показать, как становящееся, возникающее формирует отдельные сущности, как рождаются и умирают индивидуальные тождества… Уайтхед убедительно продемонстрировал связь между философией отношения (ни один элемент природы не является перманентной основой изменяющихся отношений, каждый элемент обретает тождество из своих отношений с другими элементами) и философией инновационного становящегося. В процессе своего генезиса все сущее [включая познание] унифицирует многообразие мира, поскольку добавляет к этому многообразию некоторое дополнительное множество отношений. При сотворении каждой новой сущности «многое обретает единство и растет как единое целое».
По мнению Ильи Пригожина, Уайтхеда можно считать предтечей «самосогласованных» описаний типа философии будстрэпа в физике элементарных частиц, утверждающей универсальную взаимосвязанность всех частиц. Главное же, Уайтхеду принадлежит идея расширяющейся науки, способной в своей эволюции положить конец расколу между естествознанием и философией.
К философии жизни Ницше восходят многие идеи современной феноменологии, персонализма и экзистенциализма. «Зов Диониса» делает человека экзистирующим существом, выходящим за свои пределы. Ницше считал человеческое существование уникальным, человеческий опыт неповторимым. Самотворение было для него вершиной человеческого и основой сверхчеловеческого. Персональное начало, персональный выбор, свобода выбора, самоидентификация с определенным «жизненным миром», длительность как персональное время — эти и другие проблемы соединяют ницшеанство с Бергсоном, Хайдеггером, Ясперсом, Шестовым, Камю, философией жизни (Зиммель, Дильтей, Ортега-и-Гассет), эпистемологией и гносеологией современной науки (Кун, Полани, Фейерабенд, Лакатос), философией и культурологией Шпенглера, Лёвита, Дерриды, феноменологией Гуссерля…
Анри Бергсон, хотя его нельзя причислить к ницшеанцам, также полагал, что познавательный аппарат человека гораздо шире рационального постижения действительности: мир «истолковывают» интуиции человека, связанные с его влечениями, причем каждое влечение имеет свою «перспективу». Миру нельзя придать универсальный смысл, наблюдатель необходим, дабы придавать ему множественные смыслы. Без фантазии, мифа, иллюзий человечество не может обойтись. Сфера деятельности интеллекта ограничена мертвой материей. Для «жизненного порыва» творчества интеллекта недостаточно: жизнь, становление, воля к могуществу нуждаются в интуиции, озарении, бессознательном.
Под влиянием Ницше Макс Вебер в знаменитом докладе «Наука как призвание и профессия», произведшем огромное впечатление на целое поколение европейцев, назвал единственно «мужественной» и достойной перспективу жизни под знаком «войны богов», жизни — конкуренции, жизни — смены идей — противоборства абсолютов, — из которых нельзя избрать единственный, не оскорбив тем самым «всех остальных богов».
Гуссерль обязан Ницше идеей Lebenswelt, жизненного мира, описывающей хтонические, подземные истоки любых философских или научных идеализаций. Идя в направлении, противоположном Ницше, то есть строя философию как науку, Гуссерль пытался достичь окончательного обоснования мышления с помощью «первичных очевидностей», прежде всего самой жизни.

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Если писать историю как историю культуры духа человеческого, то XX век должен получить имя Джойса — Гомера, Данте, Шекспира, Достоевского нашего времени. Элиот сравнивал его "Улисса" с "Войной и миром", но "Улисс" — это и "Одиссея", и "Божественная комедия", и "Гамлет", и "Братья Карамазовы" современности. Подобно тому как Джойс впитал человеческую культуру прошлого, так и культура XX века несет на себе отпечаток его гения. Не подозревая того, мы сегодня говорим, думаем, рефлексируем, фантазируем, мечтаем по Джойсу.

В своей новой книге «Непризнанные гении» Игорь Гарин рассказывает о нелегкой, часто трагической судьбе гениев, признание к которым пришло только после смерти или, в лучшем случае, в конце жизни. При этом автор подробно останавливается на вопросе о природе гениальности, анализируя многие из существующих на сегодня теорий, объясняющих эту самую гениальность, начиная с теории генетической предрасположенности и заканчивая теориями, объясняющими гениальность психическими или физиологическими отклонениями, например, наличием синдрома Морфана (он имелся у Паганини, Линкольна, де Голля), гипоманиакальной депрессии (Шуман, Хемингуэй, Рузвельт, Черчилль) или сексуальных девиаций (Чайковский, Уайльд, Кокто и др.)

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

ЖИТЬ В ОДНОМ МИРЕ…Миллионы людей предпочитают безличную духовность определенной религии, миллионы ставят свою религию выше других, миллионы просто ни во что не верят.Эта книга — дерзкий вызов всем нашим представлениям о духовности, вере и атеизме. Ее с восторгом приняли представители всех величайших религий.Это оригинальный рецепт жить счастливо в мире, где есть «свои» и «чужие». Уже сегодня эта история изменяет мир! Здесь все по–настоящему.«Поразительная книга, в которой сочетаются воспоминания, озарения, мудрость, страсть и сострадание».Маркус Борг, религиовед«Сельманович, сын мусульманина и христианки, был воспитан в традициях ислама, но позднее обратился в христианство, хотя и не утратил почтения к мусульманской вере… Читатели этой книги обнаружат, что перед ними открываются новые важные перспективы их собственной религии, чужих религий и даже их отсутствия».Дейзи Хан, исполнительный директор Американского общества распространения ислама (ASMA)«Самир совершил то, что казалось невозможным — написал книгу о Боге, которая выглядит свежо.

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Славой Жижек (1949) — словенский философ, теоретик культуры, марксист-лаканианец, критик капитализма эпохи «конца идеологии». Принимая общепринятую критику «прав человека» как «прав белого мужчины, владельца частной собственности», он одновременно демонстрирует их необходимость для развития универсалистской эгалитарной политики.http://fb2.traumlibrary.net.

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.

Предмет размышлений философов Александра Пятигорского и Олега Алексеева - политическое мышление и политическая философия. Одним из стимулов к написанию этой книги стало эмпирическое субъективное ощущение авторов, что определенный период развития политического мышления завершился в конце XX века. Его основные политические категории - абсолютная власть, абсолютное государство, абсолютная революция и абсолютная война - исчерпали себя уже несколько десятилетий назад. Александр Пятигорский и Олег Алексеев уверены: мир входит в новую фазу политической рефлексии, которая отмечена иным пониманием времени.