Нежданно-негаданно - [41]

Вот и примчался тогда к Илье и «заткнул дыру» на подсочке. А потом, увидев, как вкалывает Илья, понял: если бы еще все с кислотой, то два плана даст. Илье заработок большой, ему премия, да и теснее они сблизятся, и на подсочке в целом дела лучше пойдут. Не мог он тогда удержаться от соблазна и написал Илье эту записку, зная, что Ковалев не подведет: глаза у него завидущие — весь лес готов продать, если обламывается что-то.

Размышления его прервал голос соседки:

— Ефрем Прохорович, в лесхоз просили зайти.

«Начинается», — подумал Ефрем.

— Мы вылетаем на лесной пожар. К вам поедем после тушения, покажете нам все участки, — торопясь, проговорила Фролова, встретив Ефрема. — Если есть свободные сборщики живицы, то всех к нам. Так директор леспромхозовский распорядился.

— Турну, турну, Ольга Степановна. Есть, — зачастил Ефрем, подумал: «Слава богу, хоть покумекать да предохранительную сделать есть время. Людей направлю, может, и лучше дело-то пойдет». Продолжил: — Машину подготовлю честь по чести, в вашем распоряжении вездеход.

— Вы не скажете, откуда у вас вздымщик Илья? — спросила как бы между прочим Ольга, намереваясь уходить.

«Начинает подбираться, давай, давай, крой! Конца еще не видно». Промолвил как можно спокойнее:

— Да он сибирский, с Оби откуда-то. Добросовестный, старательный мужик.

— Приметный он? — рассмеялась Ольга.

— Что верно, то верно, — получилась какая-то кривая улыбка у Ефрема, вымученная. — Родимое пятно на самом конце носа, не потеряется. Знаете разве? — немедля спросил Ефрем.

— Нет, — ответила Ольга, стараясь подавить волнение.

«Понимаю, к чему клонишь. Я, мол, все знаю. Признавайся. Как не так. Потянемся еще до последнего», — подумал зло Ефрем, промолвил, приветливо улыбаясь:

— Если все, то прощевайте, а то ведь тоже дела.

Поклонившись, он вышел и заспешил домой: собираться скорей надо к Илье, каждый день дорог теперь.

Ковалеву, слушавшему разговор Ольги с Ефремом, так стало не по себе, что он сейчас же бы собрался и укатил отсюда. Раньше все было по-другому. До Фроловой главным работал его земляк с Кубани Валентин Валентинович, душа-человек. Он и вызвал сюда его, Ковалева. Тогда они с леспромхозом жили душа в душу. И жизнь их шла тихо и мирно. Но Валентин Валентинович ушел на пенсию: обвинили в недогляде и послали Фролову. Все подняла на дыбы. Теперь тут ему не жизнь. Надо подаваться куда-то, где потише. Ему почему-то вообразилось, как сейчас хорошо Валентину Валентиновичу там, в кубанской станице: свой домик над речкой среди фруктовых деревьев, крыльцо виноградом обвито, прохладно, приятно. Ни забот, ни тревог, живи в свое наслаждение. Ну ничего, собьет он нужную сумму и тоже катанет в родные края. А здесь нет, делать тут больше нечего. Хорошего не жди. Он найдет себе место. Люди в этих краях нужны и где глуше — там больше. Ковалев вышел на воздух.

У Ольги щемило в груди. Перед ней ярко всплыла картина вузовской дружбы с Олегом. И нравился, и парень хороший, а чувств, как к Илье, не было, никаких чувств — ни хороших, ни плохих, нравился — и все. Поделилась она тогда с Наташкой, подружкой, и призналась ей о своем беспокойстве и усомнилась — могут ли они быть вместе? Наташка тогда ее засмеяла: парень такой! Умнее всех в группе, спортсмен, ухаживает, а она банальности какие-то разводит. Привыкнешь.

Они были дружны, пожалуй, и привыкла. А когда он после окончания института не поехал с ней в Сибирь — их обоих это как-то не сильно и задело. Сначала Ольга всплакнула, больно было. Видно, действительно привыкла. Переписывались, а потом оба друг о дружке забыли — и ничего, будто так и надо. И никогда не будоражило и не волновало ее так, как теперь, когда она узнала, что там, на вздымке, видимо, действительно тот Илья. Особенно ясно встал перед ней сейчас тот хмурый день, когда захлопнула она перед его носом двери. «Молодо-зелено, — завертелась мысль. — А расплачиваться всей жизнью приходится. Тогда бы теперешний ум». Ольга тяжело поднялась со стула и вышла во двор вслед за Ковалевым: прилетел вертолет, пора.

* * *

…Ольга хоть и устала шибко, вымоталась на пожаре и руки ныли: побросай-ка землю лопатой, ров-то защитный, поди, больше километра вырыли, — все же решила вечером заглянуть по пути в дальние лесосеки, и горько ей было видеть творившийся там хаос. Составила акт.

— Виноват, Ольга Степановна, — покорно склонил голову Ковалев. — За всем ведь не уследишь. Жулье одно, лесорубы здесь. Давайте вместе следить как-то станем.

Ольге почему-то неприятно было теперь видеть холеное лицо Ковалева, его слащавую манеру общения, в сердцах подумалось: живот распустил… вольготно, видно, живется: ни забот, ни тревог. Сказала резко:

— Деляны захламлены, масса леса валяется, гниет, никому дела нет?

— Да-а, участок мой, наведу порядок, Ольга Степановна, — промолвил мягко Ковалев.

— Водоохранные зеленые зоны прихватывают!

— Это недавно они залезли, после моего пребывания тут.

— А противопожарная просека тут больше на визиру похожа, то и свирепствуют пожары, остановить их трудно. Сами сегодня убедились.

— Расчистят, заставлю, Ольга Степановна, — не терялся Ковалев.