Невстречи - [6]

А эти – опухшие в своих бессонных дебрях неудач, мечущиеся, как драный волк в передвижном зверинце, люди: что им не так, чего неймется, дуракам?! Вот идет один: вроде бы и вымыт-выбрит, парфюмом (слово-то какое!) от него хорошо доносится, а в глазах, хоть и закрытых очками зело темными, тоска неописуемая. И вроде бы – светлый, а приглядишься – темный. И лицо темное от мыслей свинцовых, а от головы – будто тень или стая бабочек ночных, плотно сидящих друг на друге. Так идет и идет, и все пространство вокруг него темнеет на два-три метра.

И ведь не старый же еще! Ну, лет тридцать – тридцать пять, может, с хвостиком; чего же так шаркает туфлями?! Почему душа – пенсионерка, разве что единого льготного проездного не требует?! Странно это и непонятно…Что-то и петь расхотелось, да и подруга вон нахохлилась. Эх, утренний страдалец, дрянная от тебя аура, или как вы там грехи и радости, что сами не видите, называете! Мы-то их чувствуем и слышим, по ним и песни слагаем, а вы – так: слепые кутята…

*

Я шел. Большего для определения характера моего движения не придумать: мышцы, кости, сухожилия совершают привычную работу, перемещая тело в пространстве; вот, в принципе, и все…Цель: прийти на работу. Вопрос: зачем? Зачем, если после вчерашнего вечера, казалось, выпившего весь кислород, а заодно и душу, сердца больше нет.

Оно там, где сейчас бегает на перемене, стараясь понравиться своей избранной жеманнице, мой сын. Оно там, где пьет успокоительное еще вчера считавшая себя счастливой и моей женщина. Оно там, где песни под гитару и восхищенный её взгляд, потому что ясно: песня – ей. Оно там, где влажные жгуты стыдливо сбившихся на пол простыней. Оно там, где слова последней просьбы о прощении у гроба родных и близких, бывших родными и близкими для обоих. Оно – там…

А я – здесь.

Каретная собака

Куда спешишь, каретная собака,

Я все же не из рода Борджиà.

Здесь нет карет, здесь есть собачья драка,

И не собачья тоже…

Но жива

Разлука-сука, с взвоем, по-щенячьи,

Приникнувши к хозяину – судьбе,

Она скулит от жалости к себе,

И разгрызает счастья хилый хрящик.

В помойных ямах тоже есть душа?

Тебя туда так тянет – что ж, попробуй,

Ты, как и я: упрямый, толстолобый –

Но не отыщешь, пес мой, ни шиша.

Не торопись, каретная собака,

Для нас еще не сделали карет,

Для нас весь мир – одна сплошная драка,

И жизнь, которой без разлуки нет.

Приходите

Приходите собирать камни

Побивать меня: увы, грешен!

Вы – святые (знать, своей мерой),

Вы – судите, раз у вас сила.

Только чей у вас портрет в рамке,

Не Его ли, что порой вешней

Научил прощать и жить с верой,

Что спасется всяк – любой сирый?

Почему же в суете праздной,

Распаляя дух вражды гневом,

Проклиная весь мой путь терпкий,

Призывая на меня беды,

Вы решили, что у вас – Правда,

Что живу я, чтоб набить чрево,

А распутства аромат едкий –

Вот единое мое кредо?

Приходите собирать камни,

Их разбросано вокруг вдосталь,

Мне всего-то одного хватит,

Чтоб – наотмашь, прямиком в душу!

Только верю, что придет с вами

Жизнь не вашего, пардон, роста,

И над городом святым встанет,

И туда войду…

Плюс тридцать

Когда «плюс тридцать», легче уходить,

Дыханье чаще – я через дыханье,

И через пот – от нервного дрожанья,

И от непониманья, может быть…

Когда «плюс тридцать», проще уплывать,

Но только сносит нас к водовороту:

Меня и боль – полтонную колоду,

Прикованную к прошлому опять.

Когда «плюс тридцать», легче стать «ничем»,

До атомов распасться, до нейтрино.

Любовь не понимает половины;

Пускай «ничем», когда не вышло «всем».

Расплываются судьбы контуры

Расплываются судьбы контуры.

Лета тридцать три тому, Поныри;

Как раскрасит жизнь, каким тонером,

Чтобы все, да про него, поняли,

Да какой ему шагать пашнею

И бросать ли семена в терние,

И какой любви бывать зряшною,

А какой тоске кричать: «Грешная!»,

По кому пройдется он ластиком,

Кто его сотрет в муку горькую,

Будут звезды ли к нему ластиться

Иль затравят феврали волками?..

*

Что к двум тройкам он принёс, суетный

(А Христа ж уже на крест подняли)?

Знать, никчёмные они, сутки те:

Лета тридцать три тому, Поныри…

Тебя удалили...

Тебя удалили…

На йодный палатный покой

Ложится заразной тоскою закат.

Тебя удалили…

Понять бы, с надеждой какой

В лоток полетели слова: «Виноват…»

Тебя удалили…

А был ли тот странный февраль

Началом того, что в итоге решает хирург?..

Тебя удалили…

Скажи, ты ж не веришь в Грааль?

Тебя удалили…

Все зря.

И опять без наркоза вскрывают мой круг.

Тебя удалили…

Тебя удалили, как гланды весной.

Тебя удалили…

Всё зажило, или?..

Или – осталась фантомная боль.

Праздники без...

Праздники без...

Счастья отрез

Жизни не впору.

Тащится в гору

Горя обоз.

Что он привёз? –

То и привёз:

Нежить и пыль,

Чёрную быль,

Морок и лихо...

Что же так тихо,

Что же так тихо вокруг?..

Люди куда же вы – вдруг,

Или – не вдруг?..

Праздники без...

Не при деньгах

Не при деньгах, но при августе;

Больше каратов восход.

Горечь в моем посягательстве

На этот пряничный год.

Ну, что поделать, коль вещее

Сладко, как слово «хинин»;

Что мне отвесить тебе еще,

Кроме раскрошенных льдин?..

Что мне пропеть под Медведицей,

Разве Акелы припев?..

Но почему-то не верится,

Что это все – насовсем…

В малиновых морях феназепама

Я в нем тону – я плавать не умею,