Владислав Телюк
Невстречи
Авторская книга
Москва
2012
Содержание
Странички
Графоманы
Вот Макаревич, а!
Я в образах
Герцы заболевшему сыну
Время собирать камни
Эпиляция души
Голубастое небо
Память семенников
Медицѝнское
Меняющие богини
Август
Война косит рожь
В тебе
Рецидивистка-осень
Страница WEB’a
Невстречи
Я оставляю в вене
Перегостишь
Мне опять – умирать
Отпусти поводья
В моей молитве
Осенний конспект человека
Я в осени такой не жил
Мы званы в гости к менестрелям
Добрый вечер
Твои замироточили стихи
Вчера мы хоронили Лячина
На выдохе
Со старым новым годом!
Тянется
Склянка яда и мой клавесин
Нет, не сыпь на меня
Не знаю, насколько он дорог
По-дружески
Кора моя
Ночная Москва
Vs
Строчный яд
Каштаны – осенние кости
Не забудь
Прорехи в небе
Околоток
Надуло
Конечно
Утро убивало
Каретная собака
Приходите
Плюс тридцать
Расплываются судьбы контуры
Тебя удалили...
Праздники без...
Не при деньгах
В малиновых морях феназепама
Воздается
Небо серой
На все сто...
Не вышло разговора
Я – грейпфрут
Портрет
Не в галактиках
Озоновой заплаткой
Лепка
Песня мамонтенка
Чужая кода
Я не ставлю на...
Зимы мельтешащая
Записка в Масленицу
Огромность
Для поэта
Снег-затменье
Последняя волость
Сыну – за 530 км
Мне б хватило
Перерождения
Приговор
Странички
На смятые страницы упали капли влаги,
Дождя косые спицы – небесные бродяги –
Связали лёгкий шарфик из пасмурного неба,
Непрочный, знать, подарок – порвался, был – и не был.
На смятые страницы туман лёг предрассветный.
Ещё не спелись птицы и, солнцем не согреты,
Укутались в туманы степные километры;
Так заживали раны, так затихали ветры.
На смятые страницы – твоей улыбки лучик,
Лукавые ресницы и к сердцу хитрый ключик,
И ржавый нож признанья в израненные мощи,
И ужас ожиданья несокрушимой мощи.
А в смятые страницы влетят огнем осенним
Дела, дороги, лица уснувших поколений.
Не адова пучина – простой приют бродяги –
Стоит в углу корзина, корзина для бумаги.
Графоманы
Зазеленеют котлованы,
Гормон пойдет кадриль плясать,
А молодые графоманы
К перу потянутся опять,
Уразумев про вдохновенье,
Кропят, болезные, кропят,
И каждый – безусловный гений,
Хоть, чаще, – безусловный гад.
Могутным фаллосом тщеславья
Давно Пегаса испугав,
Спешат за славой... Что, не прав я?
Но я – не лев, а значит – прав.
Я знаю, резкость рассуждений
Полезней вязкости слюны.
Я – стопроцентнейший не гений,
А вы?..
Вот Макаревич, а!
Вот Макаревич, а!
Всё может, молодец!
И в поварских речах,
И в звуках для сердец –
Везде уменья шик
И ненапряжный стёб.
В «Трёх окнах» что б не жить,
Не кашеварить что б...
А я с утра в маршрутке,
чуть тормозя минутки,
услышал «Реки и мосты».
Андрей Вадимович, где ты?..
Я без «Мостов» хромой,
Ведь это – остов мой.
Я в образах
Я в òбразах, ты в образàх,
Но, не касаясь поколений,
Я лучше прикоснусь к коленям
И заночую на губах.
Я напою тебя собой,
Как панцирь жжённый Каракума.
Я, было дело, часто думал
О том, что чувствует ковбой,
Взнуздавши в первый раз мустанга...
Как будет всё? Неважно, как,
А важно то, что будет танго,
И ты – как раньше, в образàх...
Герцы заболевшему сыну
По эфиру разнесут герцы
Всем догадливым и всем мудрым,
Что для ритма твоего сердца
Разорву я на бинты утро,
Примотаю я жгутом волю
К изголовию души ложа,
Чтобы справиться с твоей болью,
Пусть попробует, меня сгложет.
Продирает пусть едва веки
Поздней осени рассвет сонный.
В этом рваном, суетном веке
Как же дорог мне твой сон ровный.
Наважденьем пусть дурным сгинут
«Скорой» фары – маяки горя.
Задышалось бы легко сыну,
Чтобы легче мир дышал вскоре.
Потеплевшие твои руки
До предела обострят мысли:
Это сердца твоего стуки,
Это стук колес моей жизни.
Время собирать камни
Всё случалось в карусели дней,
За победой наступала горечь,
И светлее дня бывала полночь,
Август января был холодней.
И нередко жизни негатив
На весной умытый мир ложился,
Пеной на песках Даугавпилса
Мегаполис песенный размыв,
Было всё – из дальних палестин,
Из московских переплётов станций
Я к тебе однажды возвращался,
Чтоб из круга многих стать одним.
Всё случалось в карусели дней,
Всё ещё по-майски недопето;
И ещё не раз построит лето
Дом из нами собранных камней.
Эпиляция души
То ли спьяну, то ли сдуру,
Нелегко теперь решить,
Я придумал процедуру –
Эпиляцию души.
Как порядочный ученый,
Первый свой эксперимент
Я провел с душою черной,
Выбрав правильный момент.
И душа сопротивлялась,
Уцепившись в телеса,
А потом не удержалась,
Стала осью колеса.
Колесо века считает
И обратно не спешит,
И никто не проклинает
Эпиляцию души...
Голубастое небо
Голубастое небо искрится
Перецветами голубей.
Неказистая, в общем-то, птица,
Не таких уж высоких кровей,
Но выклёвывает раздраженье,
Невниманье, брюзгу, маету,
И уносится корабельно
В голубастую высоту.
С высоты – нам расти до песчинок –
Те хоть ветер, играя, несёт,
С высоты безразлично, кто инок,
Кто убийца, а кто звездочет.
Я внизу суечусь микроскопно:
Насыщаюсь, почкуюсь, делюсь,
Но мечтаю на месте на Лобном,
С девкой-славой пропеть хриплый блюз.
Память семенников
Не голосом, не разноцветным волосом,
Не скрипом, наполняющим альков,
Не содроганья запредельным космосом –
Жива ты памятью семенников.
Твои обеды – спазмы поджелудочной,
Твои подруги – цепь гемикраний,
Твой смех – этап насилья промежуточный,
Но только вот семенники, они
На что-то реагируют невнятно,
