Невстречи - [4]

И я, забыв про посох и тулуп,

Спешу в веригах – прислонить уста

К сокровищнице мудрой красоты.

Не для тебя натужное «хи-хи»...

И вновь Пегаса чуть дрожащий круп

Тебя несет в безумие литавр,

Где искренность с удачею «на ты».

Кормящей матерью явится простота

Полночных нот... Харону вопреки,

Останется у мира для тепла

Твоих костров трехстопный уголёк.

Не научившись видеть впол-листа

И создавать реальность вполруки,

Сгораешь – и, как водится, дотла...

А я касаюсь мирры вещих строк.

Вчера мы хоронили Лячина

Вчера мы хоронили Лячина...

Но, Господи, в который раз

Молчал Кронштадт, молчала Гатчина,

Молчал Урал, молчал Кавказ,

Молчало море черно-белое...

От горя поднабравшись сил,

Смерть – злая, сытая, дебелая –

Шагает средь сырых могил,

И, как в застенке инквизиции,

Пытает памятью сердца...

Здесь, как на поле брани, – птицы

И мрамор близкого лица.

Мгновенья объективом схвачены,

Пусть немота сорвется с уст.

Вчера мы хоронили Лячина...

Теперь, на карте обозначенный,

Один – и без кавычек – Курск.

На выдохе

Я умираю на выдохе – вонзилось имя твоё.

Что мне в судьбы диком вывихе? Вопить осталось «Ой, ё...»

Перекрестила загадкою, да только наискось крест.

Увы, не может быть сладкою любви разодранной месть.

Закостеневшие, хлипкие, не пробирают слова,

Завязну в топи-улыбке я, вздохнуть пытаясь едва.

Да сколько ж нас в этом образе – степенных, умных, земных?!

Судьбина жвачная – быть как все – опять заедет под дых.

Осведомляясь участливо, как волны нежности скрыть?

Дорога счастьем не маслена, так что ж напрасно скользить...

Моя надежда на выданье – о «нет» расколешь её?..

Я умираю на выдохе

Я...

умираю...

вонзилось...

твоё...

Со старым новым годом!

В январе набросало праздников,

А сегодня – теплом размороженный,

Ковыляет седым проказником

Старый Новый, тобой встревоженный.

Перезревшие наши отзвуки

Несогретого, непропетого,

Каждый день всё толкают под руки

И взрываются брызгами летнего.

Мы не так далеко от прошлого,

Но стираем рисунки детские,

На которых черпали ложками

Свет-любовь, словно суп, да с клецками.

И когда не меняем сущее

На чужое с лазурью золото,

Мы, конечно же, правы...

В будущем

Нам не встретиться в свите Воланда.

За экранами, как за великою,

Из непонятых взглядов, изгородью,

Встретим Старый, но с новой улыбкою,

Пью за Вас – за удачу с изморозью!

Тянется

Тянется...

Как это серое, навязчивое тянется!

Палицей,

Февраль пробил мою защиту стылой палицей.

Новые...

Колода старая, а взглянешь – крести новые.

Крова я,

Лишаю суть мою насиженного крова я.

Летнее,

Какое «Бьянко» для души – признанье летнее!

Менее,

Я зашифрую жизнь как «более» и «менее».

Разница,

Кто остается в дураках – какая разница?..

Ластится,

Моя надежда к ней шотландским пледом ластится.

Катится,

Всё в параллельной жизни не туда покатится.

Станется,

Она расплавит сталь мою – с неё ведь станется!

Тянется...

Как это всё…

Склянка яда и мой клавесин

Затянуло, загрызло, но надо

выбираться из этих трясин.

Всё завертится – будет награда:

склянка яда и мой клавесин.

Там, где утром вливается прана

в тяжкий дух заостренных осин,

Там хранятся реликвии клана:

склянка яда и мой клавесин.

А когда перезревшие ночи

мне советуют: «Лучше остынь» –

Улыбнусь...

Ждут меня, среди прочих,

склянка яда и мой клавесин.

Вдохновенья неверная птица

до твоих не добралась вершин.

Но зачем же, зачем тебе снится

склянка яда и мой клавесин?..

От стеклянных костров не согреться,

но не жаль строк поленья...

Один,

Я тебе оставляю в наследство

склянку яда и мой клавесин...

Нет, не сыпь на меня

Нет, не сыпь на меня манну

Из участья и лжи рога.

Без тебя мне себя – много,

Без любви мне тебя – рано.

Я несчастным цветам рая

Не налью из сердец влаги,

Но сорвутся к чертям флаги –

Невербальных надежд стая.

В одночасье лишив годы

Прежде цейссовского смысла,

Твой февраль, как седой выстрел,

Мой этюд перевёл в коду.

Вот такое у нас поло

На Пегасах под рёв Музы...

Не британских кровей – русы;

Кто сыграет из нас соло?

Пусть мне это опять странно,

Только честно, как боль Бога –

Без тебя мне себя – много,

Без тебя мне любовь – рана.

Не знаю, насколько он дорог

Не знаю, насколько он дорог

Тебе – этот май.

Может быть, снова – порох...

Давай, из огня доставай!

Я знаю, ты можешь – брандспойтом

Невидящих глаз.

Кому-то стал май джекпотом –

Сюжет не про нас.

Дней-шашек фигурки стерты

В квадратах судьбы;

Ты, вижу, дружна с этим спортом,

Да в дамках не быть!

Сама в черно-белых стяжках;

Не тесно тебе?

В доспехах безгрешья тяжких –

Сдюжит хребет?..

Взаимным нетреньем кожи

Ничто не разжечь.

Как мы на детей похожи!

Невнятная речь

Давно всё познавших пальцев

И треснувших губ;

Невнятная речь скитальцев...

Так кто ж больше глуп?

Не знаю насколько он дорог

Тебе – этот май.

Не знаю, насколько он – морок...

Играешь?

Играй...

По-дружески

Да хватит тебе – «по-дружески»!

Себе-то не стоит, ладно...

Ну, что остается, друже?

Скинь

Флёр нашего словопада.

Когда запоздалой вестницей

Врывается осознанье,

Не надо врезаться в месяцы

Нелепой фрезой состраданья.

Полвздоха всего от учтивости,

От фраз, закругленных приличием,

До встречи под свежей жимолостью

В своем настоящем обличии,

До встречи, смятой безумием,

До радостно-нежной усталости,

До краха благоразумия...

Да сколько ж до этого расти!...

Полвздоха – но разного воздуха