Невозможная музыка - [8]

У нее так застучало сердце, что она покосилась на Сашку: слышит? Лилька еще не сказала ему, что это их с дедушкой дом старым корабликом выплывает из темной вчерашней ночи, а Сашка, вроде, сам догадался: замолчал и огляделся пристально, как шпион, замаскированный под мальчишку.

Но ничего подозрительного вокруг не было: соседку тетю Аню, развешивавшую белье на веревке, натянутой между тополями, Лилька знала чуть ли не с рождения. И старика Голубева, который заводил свой мотоцикл с коляской, называвшейся смешно — "люлькой", тоже можно было не опасаться. Он, конечно, не раз гонял Лильку, когда она с мальчишками скакала зимой по скользким крышам металлических гаражей, но это единственное время, когда его следует опасаться. Летом ведь на гаражах нечего делать — горячо.

— Давай сначала в окно заглянем, — предложила она почему-то шепотом.

— У вас первый этаж?

— А ты думал, я со второго выпрыгнула?

Лилька подкралась к окну дедушкиной комнаты и встала на завалинку чуть правее рамы. Замерев у другой стороны окна, Саша смотрел на нее такими глазами, точно Лилька собиралась выбить стекло ногой и перестрелять всех бандитов, ввалившись в комнату с тяжеленным "калашниковым". Ей сделалось так смешно, что она даже бояться перестала.

Задержав дыхание, в котором прорывался непрошеный смех, Лилька осторожно посмотрела сквозь пыльное стекло и разочарованно обмякла. В комнате никого не было. И дедушки не было.

— Мое на другой стороне! — она спрыгнула вниз и побежала за угол; не сомневаясь, что Сашка от нее не отстанет.

С этого бока дом еще глубже просел в землю, и уже не нужно было забираться на завалинку. Схватившись за раму, Лилька заглянула внутрь, почти не таясь, и молча перешла к кухонному окну.

— Пусто, — за нее сказал Саша. — Может, он тебя ищет? Ключей у тебя нет? Вдруг он на столе записку оставил? Мы с мамой всегда так делаем.

— Мы тоже. Ключа нет.

Она обнаружила, что у нее плохо слушаются губы, и поняла, что может разреветься прямо на глазах у этого мальчишки, если сейчас же не замолчит.

— Пойдем-ка…

Саша сжал ее ладонь, и Лилька на миг отвлеклась от той горечи, что разлилась в ней, удивившись: какая у него, оказывается, сильная и твердая рука! Она думала, у пианистов очень нежные, тонкие руки…

У нее самой на ладонях вечно были мозоли от лыжных палок, потому что настоящих спортивных перчаток дедушка ей пока не купил. Он еле осилил ранец, который Лильке захотелось еще прежде лыжных перчаток.

В подъезде Саша сам вычислил ее дверь и, ни на секунду не усомнившись, толкнул ее.

— Заперто… — он посмотрел на нее с сомнением. — Если это они увели твоего дедушку, стал бы он закрывать дверь? Или они специально заставили, чтобы никто из соседей не заподозрил?

Лилька пожала плечами и тоже потрогала дверь, как будто она могла открыться, узнав ее прикосновение. Ручка показалась ей ледяной, а ведь в подъезде было тепло. Не так, как летом в кирпичных домах.

Отдернув руку, Лилька медленно спустилась с трех ступенек и оглянулась:

— Что нам делать?

Она даже не обратила внимания на то, что сказала "нам", хотя Сашка и не клялся помогать ей до скончания века. Но возражать он не стал.

— Может, в милицию пойти?

Уверенности в его голосе что-то не слышалось, и Лилька хорошо понимала — почему. Когда в их переулке случалось какое-нибудь неприятное событие, даже самое ужасное — грабили кого-нибудь или избивали, — то бежали к соседям, звонили друзьям или родственникам, но в милицию обращались в последнюю очередь. Видно, и на Сашкиной улице тоже…

Старательно припоминая, Лилька сказала, следя за тем, чтоб не дрогнул голос:

— В том году у нас тут один мальчишка потерялся… На самом деле он в Москву сбежал, на Ленина посмотреть, пока не убрали из Мавзолея. Вот чокнутый, да? Так его родителям в милиции сказали, что только через… сколько-то там дней искать начнут. Через десять, что ли. Я не собираюсь десять дней ждать! Они же запросто убьют его за десять дней!

— Тихо! — Широкая ладошка зажала ей рот. — Не кричи, а то соседи повыскакивают.

Лилька вырвалась и зашептала:

— Ну, и пусть выскакивают! А вдруг кто-то видел, как он ушел? Или хоть что-нибудь!

— Они все равно ничего не скажут, — угрюмо заметил Саша.

— Почему? Если видели…

— Им дела нет. Я знаю. Они всегда молчат. Знают что-нибудь, а не говорят.

"А вот сейчас он готов расплакаться", — она торопливо потащила его из подъезда. На солнце всегда как-то легче. И слезы сами собой высыхают.

Не выпуская его руки, Лилька пересекла двор наискосок, перепрыгнув через совсем развалившуюся песочницу. Когда ей было года три, дедушка фотографировал ее здесь, и на снимке Лилька вышла похожей на толстенького птенца с разинутым клювом.

Сейчас малышей в их дворе совсем не было, и песочница развалилась за ненадобностью. Дедушка говорил, что женщины боятся рожать в такое нестабильное время. Лилька запомнила это слово — нестабильное. Про себя она решила, что это значит — страшное, ведь всех кругом грабили всякие "МММ", а нескольких мальчишек из их школы почти сразу после выпускного отправили воевать в Таджикистан… Лилька нашла его на карте и долго смотрела, сама не очень хорошо понимая, зачем это делает.