Невозможная музыка - [13]

Протяжно вздохнув, Иоланта Сигизмундовна пожаловалась Лильке:

— Он такой умный мальчик! Такой начитанный… Он то и дело загоняет меня в тупик.

Сразу смутившись, Сашка пробормотал:

— Ничего я вас не загоняю.

— Да-да, это Гайдна ты загоняешь, я забыла.

— Мой дедушка тоже доказывал, что это только легенда, — голос у Лильки прозвучал жалобно, хотя она вовсе не собиралась плакаться. — А ему не поверили. Вот я и подумала: а вдруг это правда? Только о ней говорить нельзя…

Округлые брови учительницы напряженно изогнулись, переломившись почти у самой переносицы:

— Дедушка? А кто твой дедушка?

— А может, вы его знаете? — вскинулась Лилька. — Ой, ну конечно, знаете! Он же настройщик. Его зовут Ярослав Бражек. А отчество он никогда не называет. У чехов не принято.

Иоланта Сигизмундовна повторила с отсутствующим видом:

— Ярослав Бражек.

И вдруг прижала ко лбу два вытянутых пальца, словно молилась:

— Бог ты мой… Ярослав Бражек! Что ты говоришь? Если б ты сказала, что ты — внучка Юрия Гагарина, я удивилась бы куда меньше!

— Вы его знаете, — завороженно разглядывая учительницу, проговорил Саша.

Она не отвечала, и они тоже замолчали, испуганно переглядываясь. Лилька никак не могла решить: хорошо или плохо то, что эта женщина знает ее дедушку. Может быть, много лет знает… А вдруг даже с тех самых пор, когда Иоланта была красавицей? Лилька еще раз быстро оглядела комнату: фотографий нигде не было.

— Кто расспрашивал об органе? — Она уже отняла от лица руку и посмотрела на Лильку тем же внимательным взглядом.

— Я не знаю. Я их даже не видела! Какие-то мужчины… Они угрожали дедушке, и я… я сбежала… А потом дедушка пропал.

— Сколько ему сейчас? — Темный взгляд опять стал отсутствующим.

— Дедушке? Шестьдесят… два.

— Уже? Да-да, он был старше нас всех.

— Вас всех? — не утерпел Сашка. — А вас было много?

Наконец она увидела его:

— Нас? Семеро. Это число казалось нам счастливым… Какая самонадеянность! Разве кто-то мог быть счастлив в те годы?! Вы слышали эти стихи: "Мы живем, под собою не чуя страны…"? Мандельштам. Даже гений не мог чувствовать себя в безопасности. А уж мы-то с нашим происхождением…

Стремительно повернувшись к Лильке, которой еле удалось спасти чашечку, она спросила, понизив голос, от чего всем стало как-то не по себе:

— Ты ведь уже догадалась, что я родом из Польши? А твой дедушка — чех. Был еще один поляк, его звали Януш Ольховский. Эстонку — Тийу… А! Уже не помню фамилию… Литовец — Гедиминас, и Валдис — латыш… Тоже одни имена остались.

"Валдис?" — Лилька быстро взглянула на Сашу, но он сидел с таким видом, будто и не о его дяде шла речь. Это показалось неправдоподобным: "Неужели до сих пор ей не сказал? Ведь этот самый дядя уже умер! Вот это выдержка…"

Между тем Иоланта Сигизмундовна произнесла изменившимся, почти торжественным тоном:

— А главным среди нас был отец Генрих. Наш духовный наставник. Немец. Лютеранин. Несмотря на то, что остальные были католиками.

— Вы все были… иностранцами? — Лилька сама поморщилась, проговаривая это слово, но как еще можно было назвать их?

Когда Сашкина учительница улыбалась, ее легче было вообразить молодой.

— Скорее, мы были иноверцами. Страна-то у нас была одна. Эта самая. Только корни наши были в других землях. И нас всех сослали в Сибирь — подальше от этих корней. Но мы каким-то чудом и здесь выжили. Постой, разве дедушка тебе ничего не рассказывал?

— Почти ничего, — созналась Лилька. — Я только знаю, что его сюда… выслали. Или сослали? Он очень не любит об этом говорить.

Иоланта Сигизмундовна медленно склонила седую голову, и Лилька снова с восхищением подумала: "Настоящая дама. Я никогда так не научусь!"

— Не любит… — повторила Иоланта Сигизмундовна. — Что ж, это понятно. Я ведь тоже стараюсь пореже заглядывать во вчера. Там слишком черно.

Саша поторопил ее:

— Так вы семеро там какой-то подпольный кружок организовали?

Морщинистая шея оскорбленно вытянулась:

— Кружок?! Милые мои, мы создали церковь! Христианскую церковь. Но ты прав, подпольную. И даже не православную, как вы понимаете. Если бы о ней узнали, нас всех отправили бы в лагерь. Это было куда страшнее, чем поселение.

— А мама говорила, что раньше все были атеистами…

Усмехнувшись, она то ли погладила, то ли просто потрогала его короткие волосы:

— Твоя мама тогда еще не родилась…

— А зачем вам так нужна была церковь, если вас за нее еще дальше могли сослать? — потеряв надежду понять без подсказки, спросила Лилька.

— Как зачем?! Милая ты моя, разве можно было пережить то время без Бога в душе?

— А те? Ну, все другие… Атеисты! Они же как-то пережили.

Сухие пальцы учительницы задумчиво побарабанили по столу:

— Не знаю. Боюсь, их душами владел дьявол. Он ведь тоже дает силы. Еще какие…

— Что-то случилось, да? — навалившись на стол, Саша жадно всматривался в ее лицо. — С вами со всеми что-то случилось?

Лицо у нее сделалось бесстрастным, как будто она говорила не о себе:

— Случилось. Пожалуй, со всеми… Хотя фактически — только с ним.

У Лильки вырвалось испуганное:

— С дедушкой?

— Что? Нет, не с дедушкой. Не с Ярославом. Я говорю о Генрихе.

— О вашем священнике?

— Кто-то предал его…