Невинные дела. Роман - [69]

- Роберт, попроси подождать гостя. Я позвоню.

Когда слуга вышел, старик сказал сыну:

- Знаешь кто? Майор Дауллоби…

- Дауллоби? - изумленно воскликнул Эрнест. - Летчик-испытатель Ундрича? Что ему нужно?

- Не знаю. Вот видишь: «Майор Дауллоби просит немедленно принять его по чрезвычайно важному делу. Записку не оглашать, имени не называть. В случае отказа в приеме - записку немедленно уничтожить. Но отказа быть не должно».

- Решительно, хотя и непонятно… - заметил сын. - У него послезавтра испытание «лучей смерти». - Эрнест взял со стола одну из газет и развернул. С листа смотрело широкое бритое лицо молодого еще человека в военной форме. Под портретом разместился автограф летчика: приветствие читателям газеты, украшенное внизу размашистой подписью.

- Очень хорошо, Эрни, что ты здесь, - сказал отец. - Без тебя я, пожалуй, не решился бы: мало ли чего можно ждать от этих господ… Приму, как думаешь?..

- Уж очень решителен тон записки, трудно отказать. Думаю, вдвоем мы можем…

Чьюз позвонил. Дверь открылась, и гость вошел. Отец и сын изумленно переглянулись. Эрнест даже привстал. Перед ними стоял пожилой человек в штатском костюме, с большой черной, начинающей седеть бородой.

- Простите маскарад, - начал он, не тратя времени на приветствие. - Поверьте, вынужден. Осторожность… Профессор Эрнест Чьюз? - вопросительно поклонился он Эрнесту. - Могу быть уверен: в комнату никто не войдет? - Затем гость неожиданно снял с себя парик и бороду, и на хозяев глянуло то же широкое бритое лицо, которое они только что видели в газете. Гость тоже увидел раскрытый на столе лист газеты с портретом. - А, удостоверились? - сказал он, усмехнувшись. - Что ж, мою физиономию изобразили точно… Зато остальное… - Дауллоби махнул рукой. - О, эти репортеры! Все тут есть: и ас, и рекорды, и рубаха-парень, и могущество нашей авиации, и даже моя новая вилла на берегу моря, все есть. Только мне стыдно за эту виллу! Да, стыдно! Разрешите сесть?

Эрнест придвинул гостю кресло.

- Господа, вы не священнослужители, не буду докучать вам исповедью, а все-таки… Может быть, у вас тоже такое представление о военных? - гость ткнул пальцем в раскрытый газетный лист. - Есть, конечно, есть такие… Кто знает, может, и большинство… Да не все же! Нет, не все!.. Поверьте, рекорды ставил и за самолетами нацистов гонялся не из-за лихачества. И даже не из-за денег. Позвольте же немного быть и патриотом! Да, позвольте! - Дауллоби решительно ударил ладонью по ручке кресла и вопросительно уставился на обоих ученых, как будто бы это именно они не позволяли ему быть патриотом. - Сорок нацистских самолетов - не правда ли, недурной счет? Неужели сбил за деньги? А вот теперь, когда говорят: против нас готовится Коммунистическая держава - ну что ж, сказал я себе, умели мы летать тогда, сумеем и теперь… Да, сумеем, но только чтобы честно… Уж если идешь за родину, кладешь за нее голову, то хочешь честности: за родину умирать, так за родину, а не за что-нибудь другое. - Дауллоби вдруг явно смутился и поспешно добавил: - Вы простите громкие слова. Ну, да знаете: когда двое несутся друг другу навстречу быстрее звука, то тут умереть - дело обыкновенное… А вот, позвольте, честности-то - и не видно. Кричали, кричали: нападают, на нас нападают, завтра, сегодня, сейчас нападут!.. А они не нападают. А теперь у нас кричат уже другое: нечего ждать, самим надо нападать! Но позвольте, почему же это? А потому, что они коммунисты. Ну и что же? Признаюсь, в политике я не специалист, но людей разбираю. Да и будьте спокойны, война - дело такое, человека наружу выворачивает, не спрячешься. А коммунистов я довольно на войне повидал: парни крепкие, честные, дай бог каждому таких союзников! С одним побратался. Если бы он вовремя не прострочил из пулемета нациста, удобрять бы мне землю за океаном. Вот это самое - стоять друг за друга - они умеют, здорово умеют, по честному, по-военному… Нет, пусть мне сначала докажут, что эти парни хотят напасть на меня… А вот получил я недавно письмо от приятеля. За океаном он, в оккупационных войсках… Пишет, что старого знакомца генерала фон Брюгге наши же власти из тюрьмы выпустили. Не знаете генерала фон Брюгге? И отлично, что не знаете. Подлец. Он наших парашютистов приказал в плен не брать, а расстреливать в воздухе и на земле. В лагере расстреляли двадцать наших летчиков. По его приказу. Я мечтал: вот бы генерала Брюгге к земле пустить. Да разве его достанешь: он летал только в своем кресле по своему кабинету. Ну, а теперь совсем не достанешь: наш друг!..

Дауллоби замолчал. Через мгновение он очнулся.

- Простите, я, кажется, расчувствовался, - сказал он почти виновато… - Но я хотел бы, чтобы поняли, почему я пришел к вам. А то, пожалуй, не поверите… - Он снова немного помолчал. - Повторяю, в политике я не ас, нет, совсем не ас. Социалисты, коммунисты, сторонники мира - для меня это дело, темноватое. А все-таки понимаю: для войны нужна причина настоящая, основательная. Воевать потому, что они там, за океаном, хотят жить по-своему, - нет, это увольте! И вот я решил обратиться к человеку, в искренность и честность которого я верю. Да что там я! Все верят. Враги - и те верят! Это вы, профессор Чьюз. - Дауллоби, видимо, опять смутился, но преодолел свое смущение. - Позвольте сказать прямо, по-военному. Вы могли заработать миллионы на своем изобретении, а вы согласились отдать его бесплатно, лишь бы оно послужило людям. Вы отказались от миллионов, когда его хотели сделать орудием войны. Вот человек, сказал я, которому можно верить и все рассказать…