Невидимая Россия - [2]
День и ночь, без перерыва, народ шел проститься с патриархом. За первый день, по слухам, было продано 60 000 свечей. Свечи некуда было ставить — они грудами лежали у подсвечников. Чтобы пройти в храм, нужно было ждать часами. Вереница прощающихся растянулась на целую версту. В толпе не произошло ни одной ссоры, ни одного скандала. Каждый следил за тем, чтобы большевики не оскорбили память Святейшего. Милиция отсутствовала…
Весна и необычайность всего происходящего вскружили голову Павлу Истомину. Каждый день Павел ездил в Донской монастырь и всё время находился в состоянии, близком к экстазу. Пробравшись в собор, он часами смотрел на непрерывно проходящую мимо толпу. Лица сменялись лицами. Были тут старики и дети, неграмотные крестьяне и профессора, рабочие и молодежь. Последнее особенно радовало Павла. Нет здесь никакого классового различия, — думал он, — один, единый русский народ. Православный русский народ такой, каким он был и в семнадцатом и в девятнадцатом веках.
Вереница верующих поднималась по каменным ступеням собора, входила в главные двери, огибала справа возвышение, на котором стоял гроб, терялась на мгновение в бело-зеленой куще цветов, поднималась по ступенькам к гробу и целовала старческую полную руку Святейшего. Лицо патриарха было закрыто парчой. Выпростана была только правая рука, рядом с которой лежала икона. После прощания вереница уходила как бы в небытие, терялась во мраке левого придела. Павел, как загипнотизированный, не мог оторваться от этого зрелища. Домой приходил бледный и похудевший.
Мать с тревогой всматривалась в осунувшееся лицо сына и нервно выпрямлялась, делаясь от этого еще более статной и величественной, хмурила брови, но никаких замечаний не делала.
Вера Николаевна не чаяла души в единственном сыне и боялась его слишком большой искренности и экспансивности. Ей всегда мерещилось, что Павлик когда-нибудь погибнет так же смело, наивно и бессмысленно, как Петя Ростов в «Войне и Мире», поскакав туда, где больше огня и дыму. Потеряв мужа накануне первой мировой войны, Вера Николаевна все силы души отдала воспитанию сына. Как типичная представительница русской прогрессивной интеллигенции, Вера Николаевна была против всяких «излишеств» в проявлении религиозности, считала церковную обрядность ненужной условностью и не приучала сына к церкви.
Когда Павлику исполнилось семь лет, его и двоюродного брата Володю отправили на первую исповедь. Мальчикам дали денег, чтоб заплатить батюшке, но сами с ними не пошли. На другой день, за чайным столом, обе матери весь вечер вспоминали поэтическую искренность собственной детской веры. Мальчики ели варенье, слушали и несколько удивлялись своим матерям: исповедь тронула их очень мало.
Когда Павлику исполнилось четырнадцать лет, его первый раз пронзило сознание неизбежности смерти. Целый год он скрывал почему-то свой страх от матери, а в пятнадцать лет сам, без всякого постороннего влияния, потянулся к религии. Владимир Соловьев, С. Булгаков и Достоевский закрепили происшедший в нем перелом. Незаметно Павел пристрастился к церкви. Вера Николаевна сначала отнеслась снисходительно-скептически к новому увлечению сына, но вскоре крепнущее постоянство Павла стало влиять и на нее: Вера Николаевна вернулась к церкви.
У Павла образовался новый круг друзей. Больше всего он сошелся с Николаем Осиповым — еще большим фанатиком православия, чем сам Павел. Как-то, стоя у всенощной в церкви Большое Вознесение, Павел обратил внимание на худого, высокого молодого человека, простоявшего всю службу. Блестящие глаза молодого человека почти всё время смотрели на алтарь, а бледные губы шевелились в неслышной молитве. Павел от природы был жаден на людей и с этого раза, входя в церковь, всегда искал глазами чуть опущенные под невидимой тяжестью плечи и неподвижно углубленное лицо незнакомца, неизменно обращенное к алтарю. Один раз, после службы, Павел столкнулся с молодым человеком, выходившим из храма вместе со знакомым Павлу дьяконом.
— Вы, наверно, знакомы? — сказал дьякон.
— Нет, но я буду рад познакомиться, — обрадовался Павел.
Молодой человек посмотрел на Павла, как бы первый раз его увидев, и протянул худую, крепкую руку.
Николай оказался сыном ученого искусствоведа и так же, как и Павел, сам пришел к вере. Когда Павел узнал Николая ближе, то убедился, что под невозмутимо спокойной внешностью Николай сдерживает дикую, с трудом обуздываемую натуру. К религии Николай пришел через кратковременное, но острое увлечение коммунизмом и полное безбожие. В разгар этого увлечения, четырнадцатилетним мальчишкой, Николай успел уже влюбиться в свою девятнадцатилетнюю троюродную сестру и подраться из-за нее на дуэли с другим своим дальним родственником, таким же забиякой, как и он сам. Дуэль происходила на финских ножах и подростков разняли уже сильно порезанными. Теперь Николай всю эту силу отдал религии, а прежняя необузданность прорывалась только во время богословских споров. Глядя на вспыхивающего в этих случаях Николая, Павел всегда вспоминал Францию времен Гизов и Колиньи, когда гугеноты и католики от богословия переходили к шпагам и от шпаг к богословию.
Повесть о судьбах русских солдат второй мировой войны, ненавидевших советский режим, но вынужденных воевать за Сталина против Гитлера. По-видимому, повесть не автобиографическая, но написанная по личным воспоминаниям автора.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.
«А все так и сложилось — как нарочно, будто подстроил кто. И жена Арсению досталась такая, что только держись. Что называется — черт подсунул. Арсений про Васену Власьевну так и говорил: нечистый сосватал. Другой бы давно сбежал куда глаза глядят, а Арсений ничего, вроде бы даже приладился как-то».
В этой книге собраны небольшие лирические рассказы. «Ещё в раннем детстве, в деревенском моём детстве, я поняла, что можно разговаривать с деревьями, перекликаться с птицами, говорить с облаками. В самые тяжёлые минуты жизни уходила я к ним, к тому неживому, что было для меня самым живым. И теперь, когда душа моя выжжена, только к небу, деревьям и цветам могу обращаться я на равных — они поймут». Книга издана при поддержке Министерства культуры РФ и Московского союза литераторов.
Жестокая и смешная сказка с множеством натуралистичных сцен насилия. Читается за 20-30 минут. Прекрасно подойдет для странного летнего вечера. «Жук, что ел жуков» – это макросъемка мира, что скрыт от нас в траве и листве. Здесь зарождаются и гибнут народы, кипят войны и революции, а один человеческий день составляет целую эпоху. Вместе с Жуком и Клещом вы отправитесь в опасное путешествие с не менее опасными последствиями.
Первая часть из серии "Упадальщики". Большое сюрреалистическое приключение главной героини подано в гротескной форме, однако не лишено подлинного драматизма. История начинается с трагического периода, когда Ромуальде пришлось распрощаться с собственными иллюзиями. В это же время она потеряла единственного дорогого ей человека. «За каждым чудом может скрываться чья-то любовь», – говорил её отец. Познавшей чудо Ромуальде предстояло найти любовь. Содержит нецензурную брань.