Невидимая девочка и другие истории - [5]

Поэтому на закате хомса отправился спать без ужина, страшно обиженный на папу и маму. Конечно, они частенько с ним плохо обращались, но так — ещё никогда. И хомса решил уйти из дома. Не для того, чтобы их наказать, он просто почувствовал вдруг, что бесконечно устал от них и от их неспособности увидеть и понять, что́ по-настоящему важно или опасно.

Они провели черту, разделив мир на две части, и сказали, что с одной стороны — правда, что в неё можно верить и ей можно пользоваться, а с другой — сплошь выдумки и ненужная чепуха.

— Что бы они делали, окажись они лицом к лицу с хотомомбом? — бормотал хомса, на цыпочках спускаясь по лестнице на задний двор. — То-то удивились бы! Или с болотной змеёй. Я мог бы послать им одну — в ящике. Со стеклянной крышкой — всё-таки я не хочу, чтобы змея их сожрала.

Хомса пошёл на запретное болото, чтобы доказать самому себе, что он самостоятельный. Теперь болото было синее, почти чёрное, а небо — зелёное. На горизонте тянулась ярко-жёлтая полоса заката, отчего болото казалось бесконечно огромным и печальным.

— Это не шутки, — говорил хомса, шлёпая дальше. — Всё чистая правда. И враг, и хотомомб, и болотные змеи, и призрачная колесница. Они существуют точно так же, как ёлки, садовник, куры и самокат.

Хомса остановился среди осоки и замер, прислушиваясь.

Где-то далеко-далеко выкатилась призрачная колесница, вереск озарился красным. Колесница скрипела, стучала, катилась всё быстрее и быстрее.

— Не надо было говорить, что она существует, — сам себе сказал хомса. — Вот она и прикатила. Теперь только беги!

Болотные кочки уходили из-под ног; чёрные, как глаза, омуты выглядывали из осоки, грязь сочилась между пальцами.

— Только не думай о болотных змеях, — сказал себе хомса и тут же о них подумал, так сильно и так живо, что змеи выползли из нор и заоблизывались.

— Хочу быть таким, как мой толстый брат! — в отчаянии воскликнул хомса. — Он думает животом и объедается опилками, песком и землёй, пока они не встанут комом у него в горле. Однажды он попытался съесть свой воздушный шарик. Если бы ему это удалось, мы бы никогда его больше не увидели.

Поражённый этой мыслью, хомса остановился. Маленький толстый брат поднимается в воздух. Ножки беспомощно торчат в стороны, а изо рта свисает верёвочка…

О нет!

Вдалеке на болоте горело окошко. Как ни странно, это была не призрачная колесница, а всего лишь маленькое квадратное окошко, светившееся ровным светом.

— Сейчас ты туда пойдёшь, — сказал хомса. — Пойдёшь, не побежишь — иначе испугаешься. И ни о чём не думай, просто иди.

Домик был круглый, — видно, там жила какая-то мюмла. Хомса постучал. Потом постучал ещё раз, и ещё, и, не дождавшись ответа, вошёл.

Внутри было тепло и уютно. Лампа стояла на подоконнике, и ночь из-за неё казалась чёрной как уголь. Где-то тикали часы, а со шкафа, с самого верха, на хомсу смотрела крошечная мюмла.

— Привет, — сказал хомса. — Еле ноги унёс. Болотные змеи и живые грибы! Если б ты только знала!

Маленькая мюмла пристально разглядывала его. Немного помолчав, она сказала:

— Я Мю. Я тебя уже видела. Ты выгуливал маленького толстого хомсу и всё время бормотал себе под нос и размахивал лапами. Ха-ха.

— Ну и что? — ответил хомса. — Почему ты сидишь на шкафу? Это глупо.

— Как сказать… — протянула малышка Мю. — Для кого-то, может, и глупо, а для меня — единственное спасение от страшной судьбы. — Она свесилась со шкафа и прошептала: — Живые грибы добрались до гостиной.

— Что?! — воскликнул хомса.

— Отсюда мне видно, что они сидят и за дверью тоже, — продолжала малышка Мю. — Ждут. Было бы неплохо свернуть этот ковёр и подложить под дверь. Иначе они проползут в щель.

— Ты серьёзно? — спросил хомса. В горле у него застрял комок. — Этих грибов ещё утром не было. Это я их придумал.

— Вот как? — высокомерно отозвалась Мю. — Такие липкие, да? Которые растут толстым слоем и могут заползти на тебя и приклеиться?

— Я не знаю, — дрожащим голосом прошептал хомса. — Я не знаю…

— Моя бабушка уже вся ими заросла, — как бы между прочим сказала Мю. — Она там, в гостиной. Вернее, то, что от неё осталось. Она теперь похожа на большой зелёный холм, только усики торчат с одного боку. Ты под эту дверь тоже коврик подложи. Если это, конечно, поможет.

Сердце хомсы громко стучало, руки не слушались. Он с большим трудом свернул коврики. Где-то в доме продолжали тикать часы.

— Это от грибов такой звук, — объяснила Мю. — Они растут, растут, пока двери не лопнут, и тогда они заползут на тебя.

— Я хочу на шкаф! — завопил хомса.

— Здесь нет места, — сказала Мю.

В дверь с улицы постучали.

— Странно, — проговорила малышка Мю и вздохнула. — Странно, что они утруждают себя стуком, хотя могут войти, когда захотят…

Хомса бросился к шкафу и попытался залезть наверх. Стук повторился.

— Мю! Стучат! — крикнул кто-то в доме.

— Да, да, да, — крикнула Мю в ответ. — Открыто! Это бабушка, — объяснила она хомсе. — Удивительно, что она до сих пор может говорить.

Хомса не сводил глаз с двери в гостиную. Она медленно отворилась — маленькая чёрная щёлка. Хомса вскрикнул и кубарем закатился под диван.

— Мю, — сказала бабушка. — Сколько раз я просила тебя открывать, когда стучат! И зачем ты положила под дверь коврик? И почему ты никогда не дашь мне спокойно поспать!