Невеста в ожидании - [40]

Когда она спустилась на первый этаж, леди Хардингтон и Джессика, обе изысканно одетые, уже потягивали напитки вместе с доном Карлосом в одной из уютных гостиных, выходящих на террасу. За окнами стояла тихая теплая ночь, а с террасы доносились взрывы смеха, с шумом вылетали пробки из бутылок шампанского и звенел лед в бокалах.

Дон Карлос тут же поднялся, придвинув стул Эйприл. Она не успела еще усесться, как к ним присоединилась Констанция в пестром цветастом платье, самом ярком в ее гардеробе. Она выглядела веселой и оживленной и, казалось, совсем не устала после целого дня пути. Так как это был день ее рождения, она села напротив своего опекуна за большой стол, накрытый для их компании, и стала исполнять роль хозяйки.

Были подняты бокалы за ее здоровье и счастье, и она сверкала, как многогранный бриллиант. Марк Феррерс, сидевший рядом с ней, восхищался ею так открыто, что Эйприл, видя, как начал хмуриться дон Карлос, захотела предупредить Марка, чтобы тот был осторожнее, тем более, что Родриго тоже выглядел немного мрачно. В соседней зале призывно звучала музыка, но дон Карлос решительно не хотел, чтобы его воспитанница танцевала после такого изнурительного дня, и в конце концов она послушно отправилась спать. На прощание Констанция подарила обоим юношам улыбку, ясно говорившую о том, что ей приятно их внимание. Никто, кроме Эйприл, не заметил, какое недовольное выражение появилось при этом на лице дона Карлоса. Сославшись на усталость, Эйприл тоже отправилась спать. Она не знала, последовала ли Джессика ее примеру или, воспользовавшись случаем, завлекла дона Карлоса на залитую лунным светом террасу, чтобы переброситься с ним парой слов в интимной обстановке, коль скоро к тому не было препятствий, так как едва ли леди Хардингтон обеспокоила бы себя напоминанием дочери о том, что дон Карлос обручен с другой.

Но едва Эйприл оказалась в кровати, она тут же подумала о пламенеющих рыжих волосах Джессики и ее пленительных глазах. Она изо всех сил старалась не поддаваться чувству ревности, но при этом вспоминала мерцающий взгляд дона Карлоса, направленный на Констанцию. Она чувствовала себя очень несчастной, ведь дон Карлос так холодно поцеловал ей руку, желая ей спокойной ночи.

Следующий день был посвящен осмотру достопримечательностей, и в ярком солнечном свете, который заставлял легкую россыпь снега на Сьерра-Неваде сверкать подобно щедро разбросанной бриллиантовой пыли, Эйприл впервые увидела Альгамбру, дворец из розового камня, вполне оправдывающий свое название. Альгамбра означает «красная», как объяснил Эйприл дон Карлос. Затем он повел их в самое сердце дворца — который на самом деле состоял из трех дворцов, располагающихся за чрезвычайно широкими внешними стенами, — и они осмотрели Львиный двор и Миртовый двор, где диковинные рыбы резвились в мраморном бассейне, высокие кипарисы мечтательно покачивались в вышине, а двенадцать львов отбрасывали тени на мостовую, отмечая таким образом время.

В Альгамбре Эйприл была поражена красотой ее позолоченных куполов, сверкающей кружевной лепниной, инкрустированной стеклом, бесконечными коридорами и подземными палатами. Когда они покинули дворец, ее везде преследовал запах горячих тисов, а под ногами она все еще ощущала тяжелый мрамор полов, так что Эйприл была даже рада небольшой передышке на террасе гостиницы, где они восстановили силы перед тем, как вновь приступить к осмотру достопримечательностей. Уже до обеда у нее появились первые впечатления о Гранаде: старинная улочка Закатин, оживленная, как пчелиный улей, шелковый базар, шумный и благоухающий пряными восточными ароматами, многочисленные мосты, нависающие над знаменитым ущельем Дарро. Эйприл показалось, что Гранада, несмотря на толпы туристов и вполне современные отели, вся состоит из крутых и узких улочек, вымощенных скользкими круглыми булыжниками, и что по яркости и живописности она превосходит все, что может предложить остальной мир.

Теперь Эйприл понимала растущий с каждым часом восторг Марка Феррерса. Она чувствовала, что художник в нем заслонял собой обыкновенного человека и, что Констанция больше не представляла для него интереса. Он все время беседовал с Эйприл, так как ее тоже переполняло изумленное восхищение иностранки, а Констанция при каждой удобной возможности неистово флиртовала с Родриго. Джессика не отходила от дона Карлоса, задавая ему множество нетерпеливых вопросов, хотя все это она уже видела раньше — и, возможно, не один раз! — и только леди Хардингтон, жалуясь на жару, объявила, что больше не будет осматривать достопримечательности и вряд ли теперь выйдет из отеля до отъезда.

У Эйприл возникло ощущение, что дон Карлос игнорирует ее, насколько позволяет его воспитание. Он заботился о том, чтобы она не уставала, чтобы не находилась все время на солнце и чтобы у нее всегда под рукой был свободный стул. Но поскольку он точно так же заботился о всех остальных женщинах в их компании, то его внимание к ней не было заметно. И даже сознание того, что она является его невестой, не помогало Эйприл избавиться от чувства, что ею пренебрегают. Он внимательно присматривал за Констанцией, с интересом слушал Джессику, а для Эйприл у него не оставалось ничего, кроме холодной вежливости.