Невеста для Бессмертного - [4]

— А я чего?! — ошарашенный внезапным откровением, пробормотал озадаченный Кощей.

— А ты тянешь! — торжествующе и зловредно ответила Яга, тыча в Кощея узловатым сушеным пальцем. — Стишки про высокую любовь со смертельным исходом читаешь? Да читаешь, не прячь свои глаза бесстыжие!

— А надо как?! — удивился Кощей, даже не пытаясь отрицать свою вину.

— А надо сразу заявить о своих намерениях! — торжественно ответила Яга. — А не пугать девок сочетаниями слов любовь-кровь! Сказал бы, мол, женимся поутру, и точка! Девы все замуж хотят, Кокоша. Хучь за кого, но в честный взамуж. Богатыри им это сразу предлагают, потому что честные! Просто, без рррревсвр… ревераррр… — Ягу снова затошнило труднопроизносимыми незнакомыми словами, — реверансов! Во! А ты — такой грозный, такой опасный и властный, являешься с громом и молнией, черным коршуном похищать белую голубицу… и потом читаешь стишки?!.. Твои стишки сбивают дев с толку, Кокоша. Они не понимают, чего ты от них хочешь, то ли полюбить, то ли четвертовать в подвале с особой жестокостью. Хошь бы за титьки пожамкал, намекнул как-то, что ли… А то — стишки. Ты женись сначала, а потом читай, чего хочешь, хоть настенные календари вслух! Морочит головы девушкам, злодей, а потом не понимает, что не так!

— А как же любовь?! — пробормотал потрясенный до глубины своей злодейской души Кощей, который искренне полагал, что за титьки надо тискать только с обоюдного согласия. — А если она мне по характеру не подойдет, ну, я не знаю, сорту зодиаку она не того?! Может, она в носу колупать любит, или, не знаю, вроде тебя — больно до молодцев добрых охоча, что тогда?! Всю жизнь потом мучайся, сделав скоропалительное предложение!? А если я ей совсем не понравлюсь?!

— Жизнь — боль, — замогильным голосом ответила Яга Версаче. — А одни только радости вкушать недостойно. А ты как хотел!?

Это было откровением века. Да что века — тысячелетия! Вот так, без подготовки, узнать, что все попытки понравиться девушке — напрасны, и все добрые семьсот лет после наступления половой кощеевой зрелости он занимался ерундой!.. Кощей испустил крик раненной навылет волчицы. Яга невозмутимо жевала пирог с холодной телятиной.

— А как же любовь, я тебя спрашиваю?! — страшным голосом, исступленно, прокричал Кощей. — Как же кхарактеров совпадение?!

— Любовь, — презрительно ответила Яга. — Кхарактер… Слово-то какое придумал тоже… Это кто ж тебя так по темечку огрел-то? Извращенец ты старый! Сказано ж тебе — проще надо быть, девки к тебе и потянутся! Хотя теперь какие тебе девки, — Яга критически оглядела Кощея. — Лет пятьсот назад еще б да, а сейчас тебе в самый раз старушки что покрепче…

- Но-но-но! — возопил Кощей, подскакивая с места и величественно запахиваясь в мантию. — Какие еще старушки?! Я царь Кощей Трепетович!

— Дурень ты престарелый, — желчно хихикнула язвительная Яга. — Бабам спуску давать нельзя! Кто ее спрашивает, нравишься ты ей или нет? Женился — муж, значит, она слушаться должна и помалкивать, и точка! И раньше так надо было выкаблучиваться, нравится-не нравится, теперь-то, пень сушеный, ты точно никому даром не нать! Девки-то молодых да красивых любят! — Баба Яга вдруг задумалась, замолкла, оборвав свои злобные речи на полуслове. — Впрочем, есть шанс у тебя один, Коша… Есть, чего уж греха таить. Надо б тебе пойти туда, не знаю куда. Там все, как ты любишь — ухаживания, кхарактеры, девки умные сильно, сами себе мужичков выбирают… Авось, обольстится кто. Уж я тебя снаряжу, я тебе помогу.

Несостоявшийся Джон Константин с носатым желчным лицом, почесав ушибленный зад и подняв свой громыхающий понтовый чемодан — мечту хиппи, — повел себя на редкость нахально, можно даже сказать — хамовато.

— Тут остановлюсь, — сварливо заявил он онемевшей от его наглости Марьванне, оглядывая ее хоромы недобрым взглядом круглых злых глазок. Говорил он это таким тоном, будто делал одолжение, и Марьванна, которая всегда сама выбирала, кто из мужчин будет спать на ее раскладушке, вскипела. — Пока невесту себе не найду. Мне помоложе надо, да покрасивее. Знаешь таких?

Притом сам «жених» красотой не блистал.

Как уже отметила Марьванна, старик был худ, сгорблен годами, и, кажется, абсолютно лыс под своей модной шляпой. Длинноносое лицо его было нервным, желчным, и таким сморщенным, что трудно было угадать, а был ли этот просроченный пижон когда-нибудь красив. Глядя в его недобрые глазки, Марьванна остро испытала то, что испытывают все супруги после сорока лет брака, глядящие в бесстыжие очи мужа, решившего надраться на старости лет в дымину. То есть непреодолимое желание сжать руками тощую цыплячью шейку старика и трясти его, пока не вытрясется вся дурь.

— А ты, старая ведьма, обеды мне готовить будешь, — попирая основы феминизма в отдельно взятой квартире, меж тем продолжал нахальный старик, презрительно оглядывая Марьванну с ног до головы. — Стряпать-то умеешь, али нет? Горе-то тоже… ну и баба, ни волос, ни тела! Хуже Яги…

От всего вышесказанного у Марьванны под седыми, круто наверченными кудрями пробежали мурашки, тонко выщипанные брови покарабкались на лоб, собирая гармошкою кожу и отслаиваясь от нанесенных черным карандашом рисунков идеальных дуг.