Неведомые земли. Том 4 - [36]

Чтобы преодолеть все эти нелепые представления и решительно выбросить их за борт, потребовались необычайно ясный разум и огромная энергия. Авторы географических описаний XIV в. в большинстве случаев удовлетворялись констатацией факта, что в каком-то месте мир, так сказать, «зашел в тупик» и проникнуть дальше уже невозможно. Трудно решить, сыграли ли роль в этих вымыслах и в какой степени воспоминания о Геркулесовых столпах и предостерегающих статуях из арабских сказок. Автор полагает, что в этом сыграла свою роль запись, сделанная около 1350 г. арабским историком Ибн-Халдуном, который просто сообщал, что в своих плаваниях арабы не заходили дальше мыса Нун[294]. Это сообщение было воспринято так, будто за мысом судоходство вообще невозможно. Позднее, очевидно, само название расположенного под 28°47' с. ш. мыса Нон, или Нун — он зовется так и поныне, — решительно способствовало укреплению этого ошибочного представления.

В действительности же это название только означало: «мыс, имеющий форму арабской буквы нун»[295]. Однако для романских народов, которые ничего не знали об арабском значении слова «нун», оно звучало, как «нон» (нет), и толковалось в том смысле, что человек, рискнувший обогнуть мыс, назад не вернется. В Португалии еще бытует поговорка «Quem passa о Cabo de JSao, ou tornero ou nао» [«Кто зайдет за мыс Нет, либо вернется, либо нет»][296]. Этот мыс долго считался концом света; на карте Пицигано от 1367 г. он называется «Caput finis Africae» [«Конечный мыс Африки»], а в Каталонском атласе мира от 1375 г. «Caput finis occidentalis de Africa» [«Конечный западный мыс Африки»]. Еще в 1431 г. итальянец Кверини утверждал, будто за этим мысом находятся только «местности, неизвестные и наводящие ужас на всех моряков» («luoghi incogniti е spaventosi a tutti i marinari»)[297]. Все, что лежало к югу от этого мыса, без лишних слов было объявлено «regio inhabitabilis propter calorem» [«страна, необитаемая из-за жары»] (см. карту Санудо от 1320 г.)[298].

Неизвестно, когда именно впервые отважились обогнуть мыс Нун. Весьма вероятно, что итальянские суда, которые еще до 1300 г. доходили до этого мыса[299], уже в XIV в. успешно его огибали. Впрочем, нужно иметь в виду, что на картах 1300–1320 гг. (Кариньяно, Весконте и др.) мыс Нун еще не показан. Вероятно, карта Далорто от 1325 г. — самый ранний источник, в котором упоминается название Нун[300]. С уверенностью это утверждать нельзя, так как легенда написана очень неразборчиво. Впрочем, достойно внимания то обстоятельство, что название мыса Бохадор, расположенного под 26°7' с. ш., то есть значительно южнее, к 1350 г. было уже привычным для автора «Книги познания» (см. т. III).

Неизвестно, когда португальцы впервые обогнули мыс Нун. Кадамосто утверждает, что этого добились только при принце Генрихе, и Шефер[301] полагает, что сообщение Кадамосто заслуживает доверия. В таком случае отпадает маловероятное сообщение, будто португальцы впервые обогнули мыс Нун в 1412 г.[302] Если принц Генрих был вдохновителем этого предприятия, то самой ранней датой, которую можно принять во внимание, будет 1416 г., что допустимо и по другим соображениям.

Вскоре мыс Бохадор занял место мыса Нун в качестве предполагаемого конца доступного мира. Удобное каботажное плавание приходило здесь к концу, так как выдающаяся в море песчаная банка, о которую разбивался прибой, преграждала путь вдоль берега. Уйти на многие мили в открытое море, чтобы обогнуть эту банку, португальцы того времени не решались. Так возникла новое твердое убеждение: «Кто обогнет мыс Бохадор, никогда не вернется назад!» Такое убеждение подкреплялось еще и тем обстоятельством, что вдоль берега здесь проходило течение, направленное на юг, и моряки полагали, что оно будет препятствовать их возвращению. В наши дни страх, который внушали совсем слабое течение и выступающая песчаная банка, кажется смешным. Весь мыс Бохадор, по словам французского адмирала Руссена[303], «если смотреть на него с севера, представляет собой просто плоскую отмель из красноватого песка, которая уходит в море». Судоходство в Португалии находилось тогда на весьма низком уровне. Возможно, что уже в ходе Канарской экспедиции Жана Бетанкура в 1402 г. (см. т. III, гл. 143 и 156) ее участники прошли мимо мыса Бохадор и даже дальше. Однако восторженное заявление Маргри, что французы достигли тогда 23°41' с. ш., то есть Рио-де-Оро, и проникли даже в глубь суши на расстояние 35 км, маловероятно[304].

Что касается гипотезы Азурары, будто еще Одиссей ирландских саг святой Брандан обогнул мыс Бохадор за 750 лет до португальцев, то она может вызвать только улыбку из-за несоответствия культурно-историческим данным[305].

Представление о том, что мыс Бохадор — это конец света, завладело психикой моряков, как навязчивая идея. Убеждение в непреодолимости этого мыса приводило к тому, что действительно никто не решался плавать в водах, омывающих его с юга. По ту сторону этого грозного мыса находилась подлинно неведомая земля, как совершенно четко говорится в рукописи Помпония Мелы (см. копию от 1417 г.). Судя по документам того времени, потребовалось весьма решительное вмешательство принца Генриха и огромные затраты, чтобы подавить, наконец, болезненный страх командиров и матросов португальских кораблей. Валентин Фердинанд сообщает нам, что Жил Эанниш, преодолевший мыс Бохадор, пошел на этот риск только потому, что боялся потерять милость своего господина! И когда Эанниш наконец принял мужественное решение, «пренебрегая всеми опасностями», обогнуть мыс Бохадор, то оказалось, что это было простым делом и обратный путь не представлял никаких сколько-нибудь серьезных трудностей!