Неведомые земли. Том 4 - [34]

.

Тем не менее из местоположения этих произвольно вставленных названий и их размещения он делает смелые и, по мнению автора, слишком широкие выводы[272]. Еще более рискованными представляются нам утверждения принца Юсуфа Камаля, который пытается опознать Азоры на одной из арабских карт Ибн-Саида от 1270 г. из Бодлейской библиотеки в Оксфорде[273]. Кунстман тоже полагал, что мифические острова Корви-Марини и Иль-Кониджи, показанные на карте генуэзца Баптисты Ирхария, следует отождествлять с островами Корву и Флориш из Азорской группы[274]. Между тем эти острова были открыты только через 30 лет после Ирхария (см. гл. 182). В данном случае фантазия сильно подвела ученых XIX–XX вв.

Такие совершенно произвольные толкования, подробнее разобранные в III томе (см. гл. 143 и 147), до сего времени господствуют в Германии по вине Кречмера и в Англии преимущественно по вине Маркема. Автор надеется, что критический разбор, данный в этой главе, а также в гл. 143 и 147 (см. т. III), положит конец таким заблуждениям. Ошибочные толкования Кречмера лучше всего опровергаются его же собственной вполне правильной оценкой надежности мировых карт XIV–XV вв., которую он дает в другом месте своего труда: «Картографы неизменно страдали отсутствием критического подхода к материалу и с привычной рутиной копировали друг друга, не учитывая результатов новых открытий и исследований»[275].

Здесь Кречмер попал в точку. Так вот что породило изобилие мифических островов на старинных картах!

Применяя положения Кречмера к разбираемому здесь случаю, мы должны окончательно отказаться от представления, будто на какой-либо карте мира, составленной до 1440 г., были показаны Азорские острова. До тех пор пока не будет представлено безупречное доказательство противного, мы можем без лишних слов считать доказанным, что до 1432 г. ни один из девяти Азорских островов не был известен средневековому миру.

Глава 166. Жил Эанниш огибает мыс Бохадор (1434 г.)

В следующем году снарядил инфант тот же самый корабль, а затем, отведя в сторону Жила Эанниша, стал серьезно увещевать его приложить все усилия к тому, чтобы обогнуть мыс [Бохадор], говоря, что если ему во время этого плавания ничего более совершить не удастся, то и содеянного будет достаточно.

«Вам не грозят, — сказал инфант, — столь большие опасности, которые превозмогли бы надежду на возвращение. Уповая на это, я весьма удивлен тому мнению, которое вы высказали по поводу столь недостоверных слухов. Если бы они заслуживали хоть малейшего доверия, я бы не стал вас порицать, но вы ни на что не ссылаетесь, кроме мнения четырех моряков, которые возвратились после торгового плавания из Фландрии или из других обычно посещаемых гаваней и вообще ничего не знают о рифах, показанных на морских картах. Поэтому отправляйтесь туда и не тревожьтесь по поводу их рассказов, плывите так далеко, как сможете, и Божьей милостью обретете славу и выгоду!»

Инфант был человеком весьма авторитетным, и его мнение, как бы мягко оно ни было выражено, производило большое впечатление на серьезных людей. И действительно, случилось так, что после его слов этот человек решил не возвращаться к своему господину без точных сведений по тому вопросу, для выяснения которого он был послан. И как он решил, так и сделал: обогнул в этом плавании мыс, презрев все опасности, и нашел местность совсем иной, чем ожидал он сам и другие[276].

* * *

Наконец достигли они гористого мыса, который называется Нон [что означает по-итальянски «нет»]. Этот мыс и до сей поры носит такое название, и был он всегда пределом плаваний. Дело в том, что никто из тех, кто его огибал, не возвращался; поэтому и назвали его Нон. Кто его огибает — не возвращается [ch'il passa ritorna nо].

Названные каравеллы достигали этого мыса и не отваживались плыть дальше. Названный господин [Генрих] пожелал узнать, что лежит за ним, и повелел, чтобы в следующем году с помощью милостивого Господа его каравеллы обогнули этот мыс Нон[277].

* * *

Говорят, Геркулес встретился у этого мыса [Нон] со столь сильным течением, что не смог продвинуться дальше и воздвиг здесь столп с греческой надписью, гласившей: кто проникнет за этот мыс, вряд ли вернется. Поэтому мыс получил название Нон… Никогда ни один человек не отваживался обогнуть мыс Божадор[278] как из-за новизны этого предприятия, так и из-за старой легенды, распространенной среди испанских моряков, которая предвещала плачевные последствия. Царило большое смятение по поводу того, кто же первым не побоится рискнуть своей жизнью. Как можем мы, говорили люди, перешагнуть границы, начертанные нашими предками, и много ли пользы инфанту от гибели наших душ и наших тел?..

Моряки говорили, будто на этом мысе нет ни людей, ни поселений, ни деревьев, ни зеленой травы, море это столь мелкое, что-на одну милю от берега глубины не превосходят одной сажени а течение столь сильное, что корабль, который обогнет мыс, уже не вернется назад, почему наши предки и не рисковали никогда на такое дело.

Это ошибочное представление стоило инфанту больших затрат, ибо он в течение 12 лет беспрестанно посылал туда свои корабли но ни разу не нашлось человека, который рискнул бы обогнуть тот мыс… По прошествии 12 лет, в 1433 г., повелел инфант снарядить барк, командиром которого назначил своего щитоносца Жила Эанниша. Охваченный тем же страхом, что и другие, он дошел только до Канарских островов, захватил несколько пленников и вернулся в Португалию. В следующем, 1434 г., инфант повелел снова снарядить тот же самый барк и строго-настрого-приказал упомянутому Жилу Эаннишу во что бы то ни стало обогнуть мыс. И тот действительно обогнул его за это плавание, пренебрегая всеми опасностями, и обнаружил, что дело обстояло совсем не так, как изображалось по слухам. Поэтому Жил Эанниш был с почетом принят инфантом, удостоен почестей и даров; с собой привез он розы Святой Марии