Неведомые земли. Том 4 - [37]

Жил Эанниш в сопровождении кравчего принца Балдаи[306] зашел несколько южнее мыса Бохадор и, не пережив никаких ужасов, возвратился в целости и сохранности. Так была разрушена самая непреодолимая преграда, мешавшая осуществлению исследовательских замыслов принца. Но страх перед неведомой далью преодолевался медленно. Совсем развеялся мистический ужас, который вселял в души людей «жаркий пояс», только в 1446 г., когда еще южнее, у мыса Зеленого, вместо ожидаемой бесконечной пустыни снова появилась зеленая растительность (см. гл. 173).

Благополучное преодоление мыса Бохадор имело особенно важное значение благодаря тому, что оно укрепило веру португальцев в свое навигационное искусство. Они перестали испытывать страх и перед другими мысами, а это открыло путь к Гвинейскому заливу[307].

Обзор исторических событий, предшествовавших преодолению мыса Бохадор, нуждается еще в одном дополнительном разъяснении. Прежде всего обращает на себя внимание поразительно верное в общих чертах воспроизведение очертаний Африки на Лаврентийском портулане 1351 г.[308] На этой удивительной карте (см. рис. 6) в Северо-Западной Африке нет никаких других названий, кроме мыса Бохадор и Золотой реки (Palolus), известных еще до 1351 г. Но после рассмотрения карты можно утверждать, что без определенных сведений нельзя было бы воспроизвести характерные очертания Африки, вплоть до ее южной оконечности, так правильно, как они даны на Лаврентийском портулане. Этот вопрос тем более интересен, что на портулане фигурирует уже название Гануя [Гвинея]. Несомненно, сформулированная Бизли проблема дает повод для размышления. Вот что пишет этот исследователь: «Можно ли было так правильно начертить изгиб Гвинейского залива и отрезок берега южнее Камеруна без получения информации от исследователей, которые, видимо, дошли по крайней мере до залива Биафра? Не они ли установили, сколь ошибочны были обычные для средних веков представления об Африке, согласно которым этот материк простирается лишь на умеренное расстояние в меридиональном направлении, а также обнаружили тот факт, что протяженность южного побережья с запада на восток очень велика? Решить эту проблему не так просто»[309].

Однако, несмотря на этот, несомненно, поразительный факт, нет никаких, хотя бы слабых доказательств того, что изображение Африки на Лаврентийском портулане 1351 г. основано на какой-либо географической информации, полученной от очевидцев. Нам остается только согласиться с Бизли, что дело идет об «из ряда вон выходящем и необъяснимом совпадении действительности с воображением»[310]. В лучшем случае: «Сообщение о подлинном простирании Африки в южном направлении было привезено в Европу людьми, которые посещали мусульманские поселения на восточном побережье или беседовали об этом с другими путешественниками, пришедшими из тех мест. В главах «Книги Марко Поло», посвященных Занзибару и Мадагаскару, в рассказах «Книги познания», как бы фантастичны они ни были, а также в сообщении о путешествии, которое, возможно, совершил Сорлеоне Вивальди в Могадишо[311], мы можем найти хотя бы частичное разъяснение этой загадки».

И все же у ученых всегда возникало вполне законное сомнение в том, что уже в 1351 г. можно было бы хотя в общих чертах так поразительно верно воспроизвести очертания Африки. Не был ли Лаврентийский портулан составлен или переработан в значительно более позднее время? Так, по мнению Визера, автор Лаврентийского портулана заимствовал изображение Африки из карты мира Альбертина Вирги, составленной только в 1415 г.[312] В 1935 г. этот вопрос был основательно исследован Кимблом[313]. Этот ученый пришел к выводу, что вряд ли можно сомневаться в составлении карты в том виде, в котором она дошла до нас, еще в 1351 г., но правильное воспроизведение очертаний Африки, немыслимое в XIV в., можно объяснить позднейшим дополнением, сделанным в XV в.

По поводу этой загадки автор запросил мнение Винтера, одного из лучших знатоков средневековых карт. Вот что тот ответил 9 октября 1944 г.: «Вполне возможно, что картограф располагал каким-то источником, на основании которого сделал заключение, будто бы берег, ограничивающий [Гвинейский] залив, образует прямоугольный треугольник… Не исключено также, что состоялись какие-то до сих пор неизвестные плавания, о которых знал картограф. Однако это, конечно, не решает загадки».

Хотелось бы еще добавить, что дополнение Арриана к отчету карфагенянина Ганнона (см. т. I, гл. 12) можно в случае нужды тоже рассматривать как источник, который позволял сделать вывод о глубоком заливе, врезающемся в виде прямоугольного треугольника в массив Африканского континента. Однако маловероятно, чтобы даже в паши дни плохо известное место из труда Арриана было знакомо картографу XIV в., да еще так правильно им истолковано. Скорее толчком для такого изображения могло бы послужить восходящее к Эратосфену и приведенное Страбоном[314] меткое сравнение очертаний Африки с хламидой (верхней одеждой в виде треугольника). Впрочем, в XIV в. и это сравнение, видимо, было неизвестно. Итак, это предположение тоже маловероятно, и загадка изображения Африки на Лаврентийском портулане остается неразрешенной. Возможно, дата составления Атласа Медичи (1351 г.) неверна.