Неуютное море - [4]

— Андрей Андреевич, — задумчиво проговорил Марков, — неужели вы не понимаете? Надо. В Сибири ждут эти баржи. Они всё равно пойдут, согласитесь вы или нет. Пойдут. Но хотелось, чтобы и вы приняли участие в этом деле. Мне так нужны опытные капитаны. Сейчас укомплектовать весь этот «флот» квалифицированными моряками нет возможности. Придется брать людей, как говорят, прямо от ворот. Ну нет, понимаете, нет свободных морских рук. Вот ваша задача и будет заключаться в том, чтобы создать основу, на которую можно было бы опереться. Будете капитаном одной из головных барж. Материально вы ничего не потеряете.

Карданов хмуро молчал.

— Так согласны, Андрей Андреевич? — поднялся из-за стола начальник пароходства, изучая побледневшее лицо капитана.

— Это предложение нужно рассматривать как приказ? — спросил Карданов и тоже встал.

— Нет. Решить предоставляется вам самому. Можете отказаться.

— Я хотел бы остаться на «Тайге», — хрипло ответил Карданов.

Воцарилось неловкое молчание.

— Очень жаль, что я не сумел убедить вас, — устало сказал Марков, опускаясь в кресло. Он снова безразлично уставился в окно.

— Могу быть свободным? — официальным тоном спросил Карданов.

— Идите, — холодно отпустил капитана начальник пароходства.

— Всё-таки, Андрей Андреевич, я подожду вашего ответа до завтра, — вдруг повернулся от окна Марков. — Запишите мой телефон на всякий случай.

Не глядя на Маркова, Карданов вынул записную книжку, записал номер. Когда капитан вышел, Марков сказал:

— Мне понравился этот человек. Жаль будет, если он не пойдет со мной в рейс.

Карданов вернулся на «Тайгу» к ночи. Набралось много дел в пароходстве. Он провел там почти целый день, потом поехал в город, заходил к знакомым, ужинал в «Астории». Всё время его не покидало неприятное чувство, объяснить причину, которого капитан не мог.

Поднявшись в каюту, он надавил на выключатель и раздраженно бросил плащ на диван. На круглом столе стояла ваза со стройными, начинавшими уже вянуть гладиолусами. На кресле лежала недочитанная книга. На передней стенке висела любимая гравюра: по бурному с белыми гребешками морю, под полными парусами, плыл знаменитый чайный клипер «Летящее облако»… Всё здесь было знакомо, привычно и мило сердцу. На письменном столе Карданов заметил серый продолговатый билет. Значит, Храмцов уже побывал в театре. Билет на завтра. Вот и отлично.

Карданов хотел взять билет в руки, разглядеть его повнимательнее, но почему-то не взял. Ему было не по себе. Как будто он чего-то не сделал или сделал, да не так, как нужно. Он походил по каюте, закурил, остановился у иллюминатора. Через него увидел слабо освещенное палубными люстрами черное чрево трюма номер три, огромное и бездонное.

«Сюда все ваши баржи влезут, — мысленно обращаясь к Маркову, насмешливо подумал Карданов. — Сменить „Тайгу“ на самоходку! Надо же придумать!»

Но насмешка не получилась. Не испытал он и радости от того, что остался на «Тайге». Мысли капитана вертелись вокруг предстоявшего похода самоходных барж.

…Плохо придется тем, кто пойдет в этот рейс. Конечно, понимающие люди не решатся на такую авантюру. Но ведь кто-то пойдет? И Марков пойдет. Ему будет очень трудно. Жаль. Он вызывает симпатию. Марков будет рисковать жизнью вместе с теми легкомысленными людьми, которые согласятся участвовать в этом необычном плавания. А он, Карданов, опытный морской капитан, член партии, которого могли обязать заняться этим делом, но предоставили решать вопрос его совести, он останется на «Тайге». Слишком уважают капитана Карданова в пароходстве и в райкоме, чтобы «обязывать». Наверное, там ни минуты не сомневались, что капитан согласится. А он отказался. Ну что ж! Бывают ведь такие положения… Хлеб лежит прямо на земле, тысячи тонн хлеба. Пойдут дожди, и это золотистое зерно превратится в зловонные гниющие кучи. Всё потому, что его не на чем вывезти. Преступление! Впрочем, если подходить к этому формально, при чем тут он, Карданов, капитан торгового флота? Его дело перевозить грузы. Но почему тогда идет Марков? У него тоже есть другое дело. Марков сказал: «Поймите, надо…»

Карданов со злостью сжал в кулаке сигарету. Кажется, теперь он тоже начинает понимать. Он снова представил себе: где-то далеко, за тысячи километров, лежат горы зерна. Представил девушек и юношей, бросивших родных, учёбу, удобства города. Они приехали в голую степь, живут в палатках, идут на все лишения с одним только желанием — дать стране хлеб. Вот они стоят возмущенные, со сжатыми кулаками. Их труд… Героический труд. Их хлеб гибнет! Его не на чем перевезти.

Нет, ребята, не волнуйтесь, ему не дадут сгнить. Не дадут!

Карданов увидел серую пасмурную поверхность Баренцова моря — такой он видел ее не однажды, — увидел десятки тоненьких черточек, пенящих воду. Это самоходки. На одной из них он, Карданов. Он уже видел себя там, на низеньком мостике, уже думал о том, как должны быть задраены трюмы, какие крепления он сделает на палубе, как предохранить стёкла рубки от ударов волн. Он уже жил тревожной жизнью капитана баржи, каждую минуту готовый вступить в борьбу с морем. Ничего не забыть. Подготовиться ко всяким случайностям.