Так разве меньше славы обрёл Одиссей? Да, о нём помнят не как о величайшем воине, хотя немало подвигов он совершил под стенами Трои. И все же его слава бессмертна. И стоит в одном ряду со славой Ахилла.
«Значит вот таков мой жребий… Что же, пусть будет так».
Тутмос бряцает оружием, а мы поступим иначе.
— Известно ли твоему народу, достойнейший Хуцция, поговорка: «Враг моего врага…»
— «…мой друг», — закончил наследник.
Он наклонился вперёд, слушая Александра очень внимательно.
— Ты предлагаешь нам союз против мицри, царь Алекшандуш? Ты собираешься объявить им войну?
— Нет, — качнул головой Александо, — воевать с ними я не собираюсь. Но вы сами видите, как далеко уже зашёл Тутмос.
— Манабхарра воюет с Митанни, — заметил Муваталли, — они давние враги Страны Реки.
— Воюет и побеждает, — согласился царь, — а кто будет следующим?
— Шанкара, — пожал плечами Первый Страж.
— Вавилон, — подсказал царю Итту-Бел.
— Возможно, в течение нескольких лет Тутмос возьмёт и Вавилон. А потом?
— Муваталли, наш царственный гость прав, — сказал Хуцция, — мицри все больше наращивают своё могущество. Я не вижу причин, почему бы они отказались от завоеваний, раз одерживают победы.
На «гостя» Александр не обиделся. Пусть шатёр его, но земля, на которой он стоит, принадлежит хеттам.
— Я предлагаю вам оборонительный союз, симмахию, — сказал Александр, — пусть великий царь хатти признает царство Киццувадну не данником, а равноправным союзником. Пусть не оказывает более помощи свергнутому Пиллие, но признает меня законным властителем Киццувадны.
Он понизил голос.
— А поскольку Киццувадна встанет на пути Тутмоса, считаю справедливым, если хатти окажут мне некоторую помощь.
— Какую? — спросил Хуцция.
— И ты, царь, ещё ничего не сказал о величине возмещения, которое желаешь получить, — добавил Муваталли.
— Я хочу получить две тысячи лошадей.
Хетты переглянулись.
— Не высока ли цена? — усмехнулся Александр.
— Не высока. — подумав, ответил Хуцция, — однако без дозволения отца моего я не могу заплатить сей выкуп. Пусть пленённые тобой воины останутся до поры в заложниках, мы же надеемся, что ты не причинишь им зла.
— В том нет необходимости, — ответил царь, — я отпущу всех ваших людей немедленно, полагаясь на честность хатти, о которой много наслышан. И не будем говорить о выкупе. Пусть будет объявлено, что эти две тысячи лошадей передаются мне по доброй воле, как союзнику. Я же надеюсь, что мы установим тесные дружеские связи между нашими царствами и обязуюсь освободить от пошлин всех купцов хатти, что будут ездить через Киццувадну.
Эвмен составил договор на эллинском, а хуррит-переводчик на хеттском языке. Хуцция ознакомился с ним, протянул папирус Муваталли. Взглянул на Александра.
— Ты поистине наиблагороднейший муж, Алекшандуш из Аххиявы.
Когда хетты покинули шатёр, Хуцция повторил эти слова, добавив к ним:
— Это великий день, Муваталли, великое приобретение — такой союзник.
Первый Страж скептически хмыкнул:
— Я смотрю, он очаровал тебя? Позволил нам сохранить лицо… — и добавил совсем негромко, — не вышло бы так, что мы поставили козла охранителем огорода…
Глядя в спину удаляющимся хеттам, Эвмен прошептал:
— Бойтесь данайцев, даже дары приносящих…
— Ты не прав, — сказал Александр, — я действительно намерен жить с ними в мире. Наш враг — Тутмос. Сейчас он намного сильнее нас, потому нам необходимы друзья.
Александр не блефовал, димахи Кратера действительно вышли в тыл колонны хеттов и, застав на привале три сотни воинов, немного отставших от своих, пленили их. Теримаху удалось обойтись без кровопролития, за что царь в очередной раз отличил его, наградив дорогой золотой чашей, взятой в Библе.
Царь сдержал обещание и опустил всех пленных. Войско двинулось в обратный путь, и вскоре рыжий обнял жену.
— Ну чего ревёшь-то, дурочка? — приговаривал он, поглаживая её живот, — я же говорил, все обойдётся. Я везучий!
Цитанта, выслушав сына и Первого Стража, преисполнился благодушия и удовлетворения. Гора с плеч свалилась. Он повелел подданным радоваться. А на Пиллию в Хаттусе теперь смотрели очень косо.
Хетты славились, как мастера составления всевозможных договоров и совсем скоро на больших серебряных досках была отчеканена надпись:
«Смотри! Я, Цитанта, сын Тахурваили, правитель хатти, вместе с Алекшандушем, великим властителем Аххиявы, Киццувадны и Алаши, пребываю в мире добром и в братстве добром. Да будут дети детей правителя хатти в братстве и мире с детьми детей Алекшандуша. И не случится вражды между ними вековечно…»
