Неспящий - [34]
***
— Ну вот, — проговорил старик, неуклюже спускаясь по пыльной лестнице, — тебе должно хватить, дорогая, — Карагус протянул Спек ещё тёплую склянку, источающую сладковато-кислый запах.
— Сколько вы хотите? — суетливо полез в кошелёк Тори.
— Брось, — отмахнулся алхимик, — ни к чему мне твоё золото. Да и не за этим ты пришёл.
— Простите? — замешкался Виатор.
— Старик Карагус не дурак, — он как-то невротично поёжился, огибая комнату по неровной дуге, — думаешь, я последний человек здесь? Не-е-ет, птицы на ветки не садятся, не укажи им двенадцатая длань, да простят они простоту моих суждений.
Виатор и Спек напряглись и затаили дыхание, будто бы безмолвно согласившись с тем, что тейна Карагус был несколько не в себе. Однако, алхимик намеренно проигнорировал их подозрительные взгляды и продолжил свою речь:
— Карагус не первый день на земле живёт. Вот уж не надеялся дожить до такого дня. Да только мир разрушился, тарелка раскололась, и не будет ничего больше. Кто нас спасёт? Кто спасёт, тому это и не надо вовсе. Да и не спасёшься от самих себя. Если хворь не уничтожит нас, то мы сами себя погубим. Неужто ты не видел искры в его глазах? Так разгорается пожар. Как ты мог не заметить? — он выдержал небольшую паузу, — впрочем, что тебе вообще замечать, если ты даже этого не разглядел!
С этими словами Карагус указал на амулет, небрежно наброшенный прямо поверх кожаного жилета, предусмотрительно носимого Тори в небоевое время. Камень в нём и вправду начал излучать едва заметное, но уже различимое свечение. Тори не нашёлся, что ответить. Он растерянно смотрел на Карагуса, пытаясь собрать мысли в кучу и осознать всё сказанное. В воздухе повисло неловкое молчание, рисковавшее затянуться, если бы старик вдруг не обратил внимание Тори на Спек:
— Ааа, вот и началось, — сочувственно кивнул он в сторону девушки. Она лежала, свернувшись на заваленном случайным хламом диване. Её ноги были поджаты и упирались в кучу старого тряпья и какие-то деревянные ящики, нагромождённые на самом краю. Спек дышала быстро и тяжело, её глаза были зажмурены, а тонкие пальцы крепко сжимали опустевшую склянку, побелев от напряжения. Ещё несколько минут назад находившаяся в сознании, теперь она пребывала в некотором лихорадочном трансе.
— Что происходит? — напугано спросил Виатор, — ей хуже?
— А ты не очень-то искушён в этих вопросах, — улыбнулся старик, — организм сопротивляется. Вот-вот должно отпустить. Но она ещё часа два пролежит. Так что побудь здесь немного, последи, чтобы не померла, а потом ко мне поднимайся. Я тебя чаем напою.
***
Оставшись наедине со Спек, Тори почувствовал себя ещё более неуютно. Её состояние было для него загадкой, он не знал, чего ждать, и что он вообще может сделать. Он снял с себя плащ и накинул на неё в надежде, что это поможет унять дрожь. После этого Виатор хотел было подняться наверх, но услышал в тихом стоне девушки своё имя.
— Ты что-то сказала? — наклонился он к ней, хотя не очень-то надеялся услышать внятный ответ. В этот момент Спек потянулась вперёд и коснулась его руки. Привычная мягкая коричневая перчатка была небывало горячей. Виатор неуклюже присел на край пыльного отсыревшего дивана, едва не сваливаясь с него, и осторожно сжал её ладонь.
— Я могу… как-то помочь тебе? — выдавил он. Девушка только сильнее сжимала его руку, продолжая пребывать в бреду. Виатор чувствовал себя неуютно, ему не нравилось ощущение беспомощности в то время, как от него требовалось совершенно противоположное. Что она видит сейчас в своём беспокойном сне? Какие тайны скрывает подсознание таких… как она? Тори невольно вспомнил сны, которые видел перед тем, как оказался в Сомниуме. Смазанные горячечные сны, в которых слышался один лишь голос, что звал и направлял всё это время. И Тори начал говорить. Ему ни за что на свете не удалось бы так складно укладывать строки, как голосу из его снов, но он прекрасно помнил пару кабацких песен, услышанных на родине ещё в детстве, когда он осторожно следовал за отцом и терялся в толпе, приобщаясь к вечернему кутежу среди запахов медовухи и мяса.
«Прости, прости! Все крепнет шквал,
Все выше вал встает,
И берег родины пропал
Среди кипящих вод…»
— негромко проговорил Тори. Это были скорее отрывистые немелодичные слова, нежели песня, ибо петь он не любил. А если и любил в глубине души, то точно не умел. Люди любят с детства внушить друг другу, что искусство, будь то музыка или живопись — это нечто непостижимо сложное и дающееся только избранным. Может, есть в этом доля правды, и ничего не даётся без труда, вот только одну деталь они упускают: музыка, как любой живой образ, естественна и исходит из первородной человеческой бытности. Так любой ребёнок засыпает под колыбельные матери, напевает себе под нос несвязные, выдуманные им самим, ноты, подрастает и учит непристойные частушки с соседскими ребятами… И в этом кроется начало всех начал, не скованное ещё мыслью о том, что ты лишён слуха или голоса. Музыка мира просто проходит через тебя, и ты позволяешь ей это до тех пор, пока не начнёшь бояться. Пока тебя не убедят в том, что ты бездарен, и ничего нельзя изменить. На самом же деле изменить можно всё на свете. Каждый из нас понимает это задней мыслью, просто не всем хватает смелости признаться себе в этом. Тори пока ещё не задумывался о неизбежном настолько, чтобы отпустить все условности окружающего мира. Но где-то в закоулках его смятенной души уже давно начал брезжить свет понимания.
Когда-то остров Коа’Коа был райским местом, но все изменилось в день исчезновения моего дедушки. После этого мир сковала вечная зима, и замерзший океан отрезал нас от духов, что заботливо оберегали наш народ с начала времен. Я родилась намного позже трагических событий, но именно мне выпал шанс отправиться в опасное путешествие и узнать, что же случилось тридцать лет назад. Если я разгадаю эту загадку, то смогу растопить многолетние льды и вернуться домой. Если же потерплю неудачу… это может стоить мне жизни.
Опасный дар – погружаться в прошлое людей, прикоснувшись к ним – получил когда-то мальчик Такута. Это умение пугает окружающих, и Такута становится изгоем. Чтобы не общаться с живыми, он выбирает профессию тейна матэ – мастера, собирающего мертвецов в последний путь. Однажды к нему на стол попадает погибшая в бою с чудовищем девушка. Многих душевных сил стоит Такуте его решение обратиться к своему дару и узнать историю несчастной, лицом к лицу встретившись с монстрами, населяющими нашу жизнь…Эта книга – участник литературной премии в области электронных и аудиокниг «Электронная буква – 2019».
Кевин — типичный девятнадцатилетний житель Чикаго. Его окружают нищета, преступность, наркотики и постоянная необходимость выживать. Но всё это — лишь декорации для настоящей тьмы, таящейся в его душе: Кев страдает от стрессового расстройства, и вскоре начинает раз за разом переживать свою смерть. Он отчаянно пытается вспомнить события, повергнувшие его в это безумие, но последний год будто стёрли из памяти, а друзья и семья делают вид, что ни о чём не знают. Что же произошло год назад? Что такое важное потерял Кевин, после чего он уже не может быть собой? Сможет ли он вспомнить это, выживая на грязных и опасных улицах враждебного города?
Ад строго взимает плату за право распоряжаться его силой. Не всегда серебром или медью, куда чаще — собственной кровью, плотью или рассудком. Его запретные науки, повелевающие материей и дарующие власть над всесильными демонами, ждут своих неофитов, искушая самоуверенных и алчных, но далеко не всякой студентке Броккенбургского университета суждено дожить до получения императорского патента, позволяющего с полным на то правом именоваться мейстерин хексой — внушающей ужас и почтение госпожой ведьмой. Гораздо больше их погибнет в когтях адских владык, которым они присягнули, вручив свои бессмертные души, в зубах демонов или в поножовщине среди соперничающих ковенов. У Холеры, юной ведьмы из «Сучьей Баталии», есть все основания полагать, что сука-жизнь сводит с ней какие-то свои счеты, иначе не объяснить всех тех неприятностей, что валятся в последнее время на ее голову.
Джан Хун продолжает свое возвышение в Новом мире. Он узнает новые подробности об основателе Секты Забытой Пустоты и пожимает горькие плоды своих действий.
Что такое «Городские сказки»? Это диагноз. Бродить по городу в кромешную темень в полной уверенности, что никто не убьет и не съест, зато во-он в том переулке явно притаилось чудо и надо непременно его найти. Или ехать в пятницу тринадцатого на последней электричке и надеяться, что сейчас заснешь — и уедешь в другой мир, а не просто в депо. Или выпадать в эту самую параллельную реальность каждый раз, когда действительно сильно заблудишься (здесь не было такого квартала, точно не было! Да и воздух как-то иначе пахнет!) — и обещать себе и мирозданию, вконец испугавшись: выйду отсюда — непременно напишу об этом сказку (и находить выход, едва закончив фразу). Постоянно ощущать, что обитаешь не в реальном мире, а на полмиллиметра ниже или выше, и этого вполне достаточно, чтобы могло случиться что угодно, хотя обычно ничего и не происходит.
Главный персонаж — один из немногих уцелевших зрячих, вынужденных бороться за выживание в мире, где по не известным ему причинам доминируют слепые, которых он называет кротами. Его существование представляет собой почти непрерывное бегство. За свою короткую жизнь он успел потерять старшего спутника, научившего его всему, что необходимо для выживания, ставшего его духовным отцом и заронившего в его наивную душу семя мечты о земном рае для зрячих. С тех пор его цель — покинуть заселенный слепыми материк и попасть на остров, где, согласно легендам, можно, наконец, вернуться к «нормальному» существованию.
Между песчаными равнинами Каресии и ледяными пустошами народа раненое раскинулось королевство людей ро. Земли там плодородны, а люди живут в достатке под покровительством Одного Бога, который доволен своей паствой. Но когда люди ро совсем расслабились, упокоенные безмятежностью сытой жизни, войска южных земель не стали зря терять время. Теперь землями ро управляют Семь Сестер, подчиняя правителей волшебством наслаждения и крови. Вскоре они возведут на трон нового бога. Долгая Война в самом разгаре, но на поле боя еще не явился Красный Принц. Все умершие восстанут, а ныне живые падут.
Никогда неизвестно, кто попадёт тебе в руки, вернее, кому попадёшь в руки ты, куда это тебя приведёт, и в кого превратит. Неизвестно, что предстоит сделать для того, чтобы мир не погиб. Неизвестно, как сохранить близких, которых у тебя никогда не было.