Неспящий - [32]

— Спасибо, — Виатор рассеянно убрал монеты обратно в карман, и, подойдя к стойке, склонился над ней, прошептав, — а что будет с ней… без зелья?

— Да жить будет, — пожала плечами хозяйка, — это, конечно, не из приятных ощущения, но часов через десять станет полегче.

Тори вернулся к столику и положил руку на плечо Спек:

— Идти сможешь?

— Ага, — подняла она на него немного прищуренный взгляд, — я сильнее, чем ты думаешь!

— Аббе! Аббе, ты здесь? — Виатор в очередной раз постучал в дверь указанной комнаты третьего этажа, и вот, наконец, она нешироко приоткрылась.

— Тори, чего орёшь? — сощурился советник. Он, вроде бы, выглядел так же, как и вчера, но что-то в нём совершенно изменилось. Он стал каким-то… размякшим. Аккуратные пшеничные волосы сейчас были встрёпаны, вечно сознательные глаза стали сонными, привычная вытянутая осанка гвардейца превратилась в расслабленные опущенные плечи, укрытые плащом. Не сказать, что всё это портило его, скорее придавало наконец-то проблеснувшей сквозь бессменный ум, выдержку и воспитание обычной, мирской человечности. Тори непривычно было видеть его таким, но его вид можно было назвать счастливым, а это не могло не радовать.

— Мы отправляемся к восточной горе, нужно достать зелье для Спек. Ты с нами?

— Я… нет, Тори, извини. Вы ведь справитесь сами?

— Пожалуй, — Тори опустил глаза. Он вдруг почувствовал себя чужим и… одиноким. Аббе сопровождал его всю дорогу, всегда был на шаг впереди, обеспечивая его нужной информацией и всей необходимой ему помощью. Теперь же ему приходилось действовать одному.

— Послушай, ты ведь понимаешь, — поднял глаза Аббе. Тори мысленно выругался. Для окружающих фраза «Ты ведь понимаешь» как будто бы стала универсальным заклятием, которое автоматически снимало с говорящего ответственность. Но он понимал. Вряд ли Виатор мог бы представить себе, что значит обрести кого-то вновь после бесконечно долгих лет разлуки, но он осознавал наличие этих чувств у своего друга. В конце концов, с поиском зелья они действительно могли справиться вдвоём, не говоря уже о том, что это и вовсе не входило в обязанности советника.

— Ты не волнуйся, — продолжил Аббе, — отправляйтесь за зельем, а мы постараемся накопать какой-нибудь информации. Теперь у меня есть прекрасный помощник! — его лицо озарилось мягкой улыбкой, и это немного ослабило каменный груз на душе Виатора. Они всё ещё вместе, а значит, путь не так тернист.

Метель немного поутихла, и, спешиваясь с попутной брички, Тори даже поймал себя на мысли, что ему нравится такая погода. На его родине не часто шёл сильный снег, и большие сугробы во Флюмене были редкостью. Здесь же, в Монтисе, всё искрилось серебристыми возвышениями гордых снежных титанов, но из-за скудного солнечного света, это не нарушало видимости, и создавало какую-то особую чарующую атмосферу. Небольшую тропу, уходящую влево от главной дороги, немного замело, но идти было можно, и даже Спек, побледневшая и немного осунувшаяся, шагала довольно бодро.

— И часто у тебя это? — поинтересовался Виатор.

— Время от времени, — процедила девушка, — я привыкла. Все привыкают. Но зелье действительно спасает. Когда оно есть…

Сейчас Спек выглядела такой маленькой и беззащитной, что Тори особенно захотелось как-то помочь ей. Он почти не знал эту девушку, она мало что значила для него, но увидев однажды её живость и силу духа, наблюдать, как она медленно сгорает от своей болезни, было просто невыносимо. Виатор как нельзя лучше понимал назначение резерваций и попытки короля оградить свой народ от опасности, но, когда смотришь на ситуацию изнутри, постепенно осознаёшь ценность каждой жизни. Он уже никогда не забудет имена и лица тех людей, которых убил, чем они занимались, какими они были. И, сколь бы мало жертв не потребовалось для спасения человечества, они всё равно останутся всего лишь невинными жертвами, не заслуживающими этой участи. Простому человеку не свойственно самопожертвование, он не мыслит в государственных и общечеловеческих масштабах. Он может осознавать свою причастность к чему-то большому и значимому, но он никогда не прочувствует этого, не заставит себя поверить в то, что есть что-то ценнее его собственной жизни, которую он проживает здесь и сейчас. Тори всё больше гнал от себя мысли о своих деяниях, но тем больше они настигали его, заставляя что-то сжиматься в груди.

— Тейна Тори, — подняла на него глаза Спек, — так ты расскажешь мне, почему мы здесь?

— Оу, но я не философ, — напряжённо и слегка неестественно улыбнулся Тори.

— Ты знаешь, о чём я. И, наверное, я имею право знать, раз чуть не расплатилась за ваши поступки своей жизнью?, — девушка осторожно стянула с руки неизменную перчатку и легко коснулась небольшого обнажённого участка его запястья.

— Наверное, имеешь, — Виатор вздрогнул и задумчиво прикусил губу, — знаешь, есть такие истории, которые всегда заканчиваются одинаково…

Путь ложился под ноги, и слова сами вырывались из груди. Виатор не только поведал своей спутнице о том, как попал в этот мир, о том, что ему суждено сделать, но и наконец-то рассказал хоть кому-то о том, что чувствовал всё это время. Со Спек оказалось невероятно легко говорить, внутри него как будто что-то разжали, и ему наконец-то начало становиться легче. Он поделился с ней тем, как видит во сне лица тех, кого убил, как пытается не думать о них, потому что каждый раз это вгоняет его в безвыходный моральный и чувственный тупик, из которого он никак не может выбраться. Он будто намеренно черствеет, чтобы не чувствовать, не понимать, каким человеком он становится. Что для того, чтобы стать освободителем и спасти тысячи жизней, ему приходится проходить через самые низы бытия, опускаясь до того, чтобы лишать невинных и без того настрадавшихся людей самого ценного — их жизней. Спек внимательно смотрела на него из-под мехового капюшона своим острым желтовато-рыжим взглядом. Тори в глубине души осознавал, что каждый новый человек, узнающий об их миссии — это непростительная ошибка, но он вдруг почувствовал, как эта девушка близка ему по духу. Может, их жизни сложились совершенно по-разному, но они оба были потеряны на своём тернистом запутанном пути, ведущем к туманному и незримому будущему. Он удивлялся, как эта проклятая золотоволосая заноза с наглой курносой мордой умудряется мгновенно переключаться на заботливое и понимающее существо. Он прекрасно помнил все её колкие реплики, её назойливость, её невыносимое порой поведение, но в то же время он видел её революционные, но по большей части справедливые мысли, её глубину, её нескончаемую жажду, ведущую по жизни. И упорно не понимал, как всё это может сочетаться в одном человеке.