Несовершенная публичная сфера. История режимов публичности в России - [77]
Но сама профессия была все еще на ранних этапах развития, и к этому развитию надо было прикладывать усилия. Еще до окончания Гражданской войны только что созданное советское правительство предпринимало шаги к подготовке нового поколения стенографов. На курсы стенографии, организованные профсоюзом советских служащих в 1920 году, поступило около 50 заявок. Три четверти этих заявок пришло от женщин; люди, подавшие заявки, были в возрасте от шестнадцати до тридцати с небольшим лет, а работали они в основном секретарями и машинистками[623]. В 1921 году на эти курсы было зачислено 47 человек – правда, посещаемость составила меньше 50 процентов[624]. Цифры, конечно, весьма скромные. Однако к 1924 году сложились отчетливые представления о профессиональной стенографической работе и начались разговоры о борьбе со «страшным шарлатанством», которое царит среди стенографов в провинции и для преодоления которого надо организовать более централизованное обучение[625]. В марте 1925 года в Москве прошла первая Всесоюзная конференция стенографов, на которую съехалось 98 делегатов с правом голоса с разных концов РСФСР, а также Украины, Белоруссии и Азербайджана. Главная цель этого мероприятия заключалась в том, чтобы сплотить представителей этой редкой специальности, которые не ощущали себя единым профессиональным сообществом. Хотя на тот момент число дипломированных стенографов по всей стране достигло семисот, это все еще было очень мало, и больше чем по десять-двадцать стенографов приходилось только на Москву и Ленинград. Кроме того, представители этой профессии чаще отождествляли себя с организацией, в которой работали, а не со своими коллегами по цеху[626].
К 1930 году число дипломированных стенографов увеличилось втрое по сравнению с 1925 годом; в одной только Москве работало 600 стенографов, и у большинства из них было постоянное место в советских учреждениях[627]. Одна из опытных сотрудниц «Бюро съездовских стенографов» позже вспоминала, как она и ее коллеги были загружены работой в 1930‐е годы. Будь то совещания Госплана, заседания по поводу партийных чисток, лекции в Коммунистической академии, бесконечные профсоюзные собрания или полноценные съезды, стенографистки 1930‐х годов – представительницы «старой» интеллигенции, прокладывающие себе дорогу жены советских служащих и те, кто только недавно приехал в столицу (в основном еврейки), – никогда не сидели без дела. Больше всего усилий требовала так называемая парламентская работа, когда стенографам приходилось делать записи с ходу; в таких случаях четыре женщины работали совместно, поочередно сменяя друг друга; если выступающий к тому же говорил быстро, это еще более усложняло задачу. В 1930‐е годы в Советском Союзе, когда за любую ошибку с политическим подтекстом можно было дорого поплатиться, эта работа была очень нервной, пусть какие-то задания и считались относительно простыми. Менее добросовестные стенографы старались добиться занятости на профсоюзных мероприятиях, где перерывы между заседаниями длились долго, а язык был простым, шаблонным и предсказуемым[628].
Учитывая, каким спросом пользовались их услуги, немудрено, что некоторые представители этой профессии на заре советской эпохи высказывали непомерные притязания, полагая, что стенографию следует включить в число обязательных предметов в вузах, готовящих работников умственного труда, и что только этот навык отвечает быстрым темпам современности[629]. В перегруженной риторическими оборотами статье, которая была опубликована в самом первом выпуске «Вопросов стенографии», утверждалось, что стенография – «лучший способ мгновенного запечатления живой речи и мысли», «крылатое письмо, аэропланопись»: «Если в грядущих веках человечество будет писать, то оно будет писать стенографически»[630]. Как отметил один из выступавших на первой конференции стенографов, в будущем изобретут машину, которая сможет выполнять эту работу, но пока стенография остается передовой технологией: «В прежнее время книги писались авторами, а теперь книги в значительной части своей стенографируются»[631].
Но нельзя сказать, что среда советских стенографов была свободна от внутренних конфликтов. Существовало два взаимосвязанных источника напряжения: во-первых, отношения между высококвалифицированными «съездовскими» стенографами и теми, кто мог работать лишь с более низкой скоростью; во-вторых, между стенографами, работавшими на постоянной основе в разных учреждениях (это были главным образом стенографистки-машинистки), и теми, кто работал по найму. Возмущенные коллеги считали независимых «парламентских» стенографов «туристами», которые разъезжают туда-сюда, забирая себе всю самую прибыльную работу (тогда зарплаты были низкими, и многие работали не на полную ставку)
