Несовершенная публичная сфера. История режимов публичности в России - [64]
Появление интеллектуальной прослойки в Сибири напрямую связано с развитием «подпольной публичности» в Петербурге. В период между 1850–1860‐ми годами в столичные университеты поступало большое количество студентов из провинций, одними из которых стала группа сибиряков[501]. Усвоив такие механизмы публичности, как критические обсуждения социально-политических и литературных текстов, дискуссии, публичные выступления, студенты организовали кружок сибирских патриотов, разбирая проблемы экономической, политической и культурной отсталости Сибири. Помимо этого, они критиковали правительственные меры, ходили на демонстрации, беседовали о революции и реформах в империи[502]. Важное интеллектуальное влияние на них оказали А. Герцен, Н. Чернышевский, их народнические идеи и труды, анархо-федералистские представления М. Бакунина, «свободолюбивая лирика» Т. Шевченко, а также «племенной федерализм» и автономизм профессора Н. Костомарова[503]. Однако наибольшее влияние на формирование групповой самоидентификации оказала концепция «областности», федерации самоуправляющихся областей А. Щапова, идеи которого основывались на примере колонизации Сибири.
В Петербурге были сформированы принципы будущей областнической концепции[504] на основе сравнения колониального опыта Сибири, Северной Америки, Австралии и Канады. Таким образом, сибирское областничество сформировалось из встречи молодой колониальной элиты и «просвещенной» метрополии[505]. Механизмы публичной активности, используемые сибирскими студентами в Петербурге, были усвоены ими и перенесены на пространство Сибири. Воодушевленные студенческими движениями столицы, народническими интенциями и общей лихорадочной обстановкой, молодые сибиряки возвращались в родной край с надеждой на мгновенные изменения: знаменитое «Дело об отделении Сибири от России и образование республики подобно Соединенным Штатам» 1865 года[506] ослабило радикальные интенции молодых сибирских патриотов. По признанию будущего лидера областничества Н. Ядринцева, «Дело» было следствием не сепаратизма, но истинной любви к Сибири и ее благам[507], хотя другой лидер областников Г. Потанин признавал, что идеи отделения действительно присутствовали в умах сибиряков. Радикализм и желание мгновенной трансформации Сибири не принесли желаемого результата – многие участники были осуждены и высланы за пределы региона.
Несмотря на административный контроль и цензуру в Сибири, «Дело» ознаменовало изменение активности сибиряков: из революционно-подпольной она превратилась в общественную, публичную деятельность, характерную для североамериканских интеллектуалов[508]. Находясь под влиянием североамериканской колониальной модели, областники также старались воспитать в сибиряках элементы критического мышления:
Переворот умов [в Сибири] и пополнение пустоты в [сибирских] головах – вот роль, нам предстоящая. А потому рядом с изучением материализма изучайте социальные доктрины и занимайтесь чтением исторических и публицистических сочинений, изучайте законы революции и реакции и политических переворотов, клонящихся как к объединению народностей, так и к сепаратизму, и главное при этом чтении – приравнение ко всему прочитанному судеб нашей родины – Сибири[509].
В последней трети XIX века в областнической среде происходил поиск языка самоописания, характеризовавшийся гибридным состоянием – с одной стороны, русские, с другой – колониальные элементы[510]. В противовес унификаторским тенденциям имперских элит областники разработали региональную программу, используя инструменты и категории теорий колониализма и национализма, а также опыт интеллектуалов Российской империи[511]. Помимо объявления Сибири колонией, программа закрепляла фактор особой «сибирско-русской народности», а также важную роль инородческого вопроса.
Для того чтобы добиться региональной идентификации (сибирского патриотизма[512]) со стороны населения, областники прибегли к использованию механизмов публичной сферы. За счет формирования местной прессы, публицистики, литературы, истории, живописи, музыки, поиска знаковых исторических фигур, организации публичных выступлений, лекций и кружков происходило зарождение общественного мнения среди читающей сибирской публики[513]
