Несовершенная публичная сфера. История режимов публичности в России - [197]
Сборник продолжает важную работу Раман и других исследователей, показывающих иллюзорность идеи нейтральной, гладко функционирующей публичной сферы. Ее авторы осознают, что, как пишет в своей главе Стивен Ловелл, «слишком уж часто публичная сфера не дотягивает до высокой планки», установленной классической теорией публичности. Материалы русской истории, где расхождение теории и практики, согласно Ловеллу, самоочевидно, дают отличный повод «не… отвергнуть концепцию Хабермаса, а… доработать, чтобы сделать применимой и к „смешанным“ случаям, сочетающим в себе „буржуазные“ и „абсолютистские“ черты».
Несовершенство в данном контексте не исключительно (и совсем не обязательно) негативный концепт. Конечно, ни пропаганда, ни террор, ни насилие не могут быть оправданы никогда: у мерзости сталинского террора нет «своих плюсов». Но в предыдущих главах также обсуждались публичные режимы, которые неидеальны в другом, более положительном смысле, – например, альтернативные выставки второй половины 1970‐х годов. Анализ этих выставок, проведенный Мариной Максимовой, подтверждает недавние исследования, уточняющие традиционный взгляд на эпоху как на период монолитного социального застоя. Неофициальные выставки, по словам Максимовой, были примерами новых манифестаций публичной жизни, успевшими ускользнуть от неадекватного государственного контроля. Другой пример – неуклюжесть советских коверных клоунов, описанная Анной Ганжой: их «неидеальные» образы представляли альтернативу советскому идеалу нового человека в новом теле, а фигура «более реалистичного», неумелого клоуна помогала гражданам справиться с эмоциональным давлением жесткого идеала.
Неудивительно, что недостаточный контроль властей и неловкий контргерой приветствовались в советском обществе, где несовершенство функционировало как путь от контроля к убежищу, от террора к безопасности. Так происходит всегда, когда недостаток – качество репрессивного режима или, как в случае советских клоунов, свойство его символов.
Но несовершенство может действовать как положительная категория не только в репрессивных публичных режимах. Философ Игорь Померанц понимает ту же категорию как незаменимое условие для «реального общества», которое
всегда перекошено – либо в сторону чрезмерного рационализма, к дробным решениям, либо в сторону иррационализма, к загадке целого. Скажем, экономически ориентированное общество всегда перекошено в сторону эффективности (и следовательно, свободной инициативы) или в сторону социальной защищенности, которая тормозит инициативу. И принципиально не может быть абсолютно совершенного общества. Наиболее совершенное общество – это общество, сознающее свое несовершенство и время от времени его исправляющее, двигаясь от одного перекоса к другому[1503].
Важно оговориться, что принципиально перекошенное общество Померанца не следует путать с тем, что английский философ Энтони Квинтон назвал «политикой несовершенства» консервативных мыслителей. Те видят в моральном и «интеллектуальном несовершенстве человеческой личности» повод для утверждения превосходства сильной социальной инфраструктуры над личной автономией и свободой[1504]. Померанц, наоборот, категорически ставит нарочито неавторитарную текучесть и несовершенство выше стремления к идеально организованному обществу.
В этом Померанц не одинок. Еще Исайя Берлин называл общественный «поиск совершенства» «рецептом для кровопролития»[1505]. В этих словах Берлин, в свою очередь, следует старой традиции, в которой социальные критики не осуждают, а хвалят несовершенство и провал как общественные блага[1506]. Эта богатая традиция более чем жива сегодня. Именно ей следовала постколониальный теоретик Лила Ганди, в середине 2010‐х годов провозгласившая «моральное несовершенство» продуктивным ответом на общую западную «культуру перфекционизма»[1507]. За чрезмерный перфекционизм Ганди критиковала и империализм, и фашизм, и либерализм. В рамках этой же традиции действовал бельгийский журналист Йоэль Де Кеулаер, когда в 2019 году он прославил «неидеальную систему» публичности – и в особенности демократичной публичности – в книге под названием «Ура! Демократия несовершенна»[1508]. «Демократия, – уверяет читателей Де Кеулаер, – неудовлетворительна, неуловима, несправедлива, непримирима, неразумна и невозможна. Да здравствует демократия!»
