Несовершенная публичная сфера. История режимов публичности в России - [159]

Существуют разные теоретические подходы к развитию российских публичных сфер и их взаимоотношению с российской журналистикой в разные исторические периоды. Есть радикальные точки зрения, утверждающие, что публичных сфер в России никогда не было[1296]. Есть также оптимистичные точки зрения, указывающие на наличие публичных сфер даже во времена тоталитарного СССР[1297]. Далее я группирую различные точки зрения в три теоретических лагеря.

1) Согласно одному из направлений мысли, в России никогда не было функциональных публичных сфер. Долгова утверждает, что было бы «очень сложно создать „публичную сферу“ в стране, где ее никогда не было в то время, когда большая часть мира уже ее утратила (кстати, также не решив окончательно, а существовала ли она)»[1298]. Вместо публичной сферы Долгова видит хорошо срежиссированный спектакль, который производит иллюзию существования публичных сфер в России. Свои роли в нем играют подконтрольные государству СМИ и чиновники, а наблюдают за представлением люди, которые вполне удовлетворены позицией зрителя и которые никогда и не попытались бы вместо этого стать участниками действа[1299].

В этом же теоретическом лагере находятся исследователи, которые считают, что российская журналистика никогда не была независимой и едва ли когда-либо испытывала на себе свободу слова. Арутюнян доказывает, что российские СМИ еще в 1702 году возникли как учрежденное властью и спонсируемое государством предприятие и были (лишь с несколькими исключениями) напрямую зависимы от государства во всем, что касалось финансирования, средств производства и даже редакционных инициатив[1300]. Эта раболепная традиция помешала журналистам и издателям стать независимыми, поместив их в государственную сферу вместо сферы публичной.

2) Другое направление мысли, касающееся отношений российских журналистов и публичных сфер, более оптимистично. Рудакова уверена, что даже в условиях советского режима российские журналисты умудрялись служить публике, действуя так, как если бы они были частью гражданского общества[1301]. Ажгихина тоже указывает на сильную связь советских журналистов со своими читателями[1302]. Это обеспечивало обратную связь граждан с журналистами, что, по мнению Хабермаса, представляет наилучший способ операционализации журналистики в публичных сферах[1303]. Этот способ обладает характеристиками общественной журналистики[1304], концептуализируемой некоторыми исследователями через призму теории публичных сфер[1305]. Согласно Хаас, цель общественной журналистики – не только проинформировать аудиторию, но и привлечь ее членов к общественной жизни, обращая их из зрителей в активных участников политических и социальных процессов[1306]. Таким образом, те, кто практикует общественную журналистику, действуют за пределами традиционной модели западной журналистики с ее профессиональными нормами нейтральности и объективности и выступают уже в роли политических игроков, а не просто информационных стражей. Ниже будут рассмотрены отношения между западными журналистскими нормами и ценностями российской альтернативной журналистики и детально проанализированы упомянутые различия.

3) И третье направление мысли признает существование золотого века постсоветской журналистики, который определил характеристики современных российских публичных сфер. Макнейр считает, что во времена золотого века российской журналистики в 1990–1995 годах в России существовали реальные публичные сферы, посредством которых обычные люди могли просвещаться и участвовать в политических дебатах[1307]. Та золотая эра журналистики запомнилась своим плюрализмом, критическими репортажами и способностью формировать общественное мнение. В тот период были сформированы новые журналистские нормы, ценности и практики, основанные на вере в свободу слова[1308]. После падения СССР и начала рыночных реформ 1990‐х печатная пресса пережила экономический кризис, вызванный резким ростом цен на бумагу, печать и доставку. С тех пор телевидение, которое было бесплатным для всех, стало основной ареной публичных дебатов, где могли быть выражены разные точки зрения. Но вместе с тем это сделало телевидение ареной, где финансовые и политические группы боролись за свое влияние. К концу 1990‐х большинство мейнстримовых СМИ были сконцентрированы в руках так называемых олигархов, которые вели информационные войны через свои медиаактивы[1309]. Таким образом, золотая эра российской журналистики с ее идеологией просвещения и миссией четвертой власти канула в Лету, а деятели ранних постсоветских публичных сфер приспособили свои стратегии в соответствии с изменившимися политической и медиасистемами, в которых политический контент превратился в товар. Малинова считает, что в результате политических и экономических реформ 1990‐х российское публичное пространство было видоизменено в определенную конфигурацию с «ядром», представленным мейнстримовыми национальными/федеральными телеканалами, и «периферией», представленной печатной прессой, радио, кабельными каналами, онлайн-платформами и прочими форумами с маленькими и фрагментированными аудиториями