Несостоявшиеся жизни - [7]

— Да будет вам, не все так плохо.

— Я говорю правду. Зачем мне вам лгать? Я в жизни больше вас не увижу, какое мне дело до того, что вы обо мне подумаете. И даже если вы расскажите другим то, в чем я вам сейчас призналась, когда попадете на побережье, какое это имеет значение? Вы услышите в ответ: «Господи, неужели вы останавливались у этих придурков? Мне вас жаль. Он чужак, а она чокнутая, у нее тик. Говорят, похоже, будто она хочет оттереть с платья кровь. У них там приключилось что-то странное, но никто не знает, что именно, давным-давно это было, тогда здесь совсем глухие места были». Чертовски странная история, скажу я вам, это уж точно. Я вам сейчас ее расскажу, мне ничего не стоит. А вы повеселите честную компанию в клубе. Вам потом долго не придется платить за выпивку. Будь они прокляты! Господи, как я ненавижу эту страну! Ненавижу эту реку! Ненавижу этот дом! Ненавижу этот каучук! Проклинаю этих грязных туземцев. И мне предстоит все это терпеть до самой смерти, а когда она придет за мной, рядом даже доктора не будет, друга не будет, чтобы меня за руку подержал.

Она разрыдалась — у нее началась истерика. Миссис Грэйндж говорила с таким надрывом, с такой страстью, на какие Скелтон не считал ее способной. В ее безжалостной иронии сквозили боль и мука. Скелтон был молод, ему не было еще и тридцати лет, он растерялся, не зная, как себя вести в подобном положении. Но молчать он не мог.

— Простите, миссис Грэйндж, я бы очень хотел помочь.

— А я не прошу у вас помощи. Мне никто не может помочь.

Скелтона охватило отчаяние. Из ее слов он, конечно же, понял, что она замешана в каком-то таинственном, а может, и зловещем происшествии, не исключено, что если она откроется ему, не опасаясь последствий, ей станет легче.

— Я не намерен вмешиваться в чужие дела, миссис Грэйндж, но если вы считаете, что, поделившись со мной, поведав об этой странной истории — вы только что про нее упомянули, — вы облегчите свою душу, я даю вам слово никогда никому об этом не рассказывать.

Она внезапно перестала плакать и посмотрела на него долгим пристальным взглядом. Она колебалась. У него сложилось впечатление, что желание заговорить было у нее почти непреодолимым. Но она покачала головой и вздохнула.

— Не поможет. Мне ничего уже не поможет.

Она встала и быстро ушла с веранды.

За бранч мужчины сели одни.

— Жена просит ее извинить, — сказал Грэйндж. — У нее приступ мигрени, так что она не встает с постели.

— Какая жалость.

Скелтон отметил про себя, что в пытливом взгляде Грэйнджа, которым тот его наградил, были недоверие и враждебность. Скелтон вдруг подумал, что Грэйндж каким-то образом обнаружил, что миссис Грэйндж с ним говорила и, не исключено, сказала нечто такое, о чем благоразумнее было бы умолчать. Скелтон попытался завести беседу, но хозяин не откликнулся на его попытки, и они закончили бранч, не проронив ни слова. Вставая из-за стола, Грэйндж ограничился фразой:

— Судя по всему, вы уже в форме, не думаю, что вам хочется задерживаться в этом Богом забытом краю дольше необходимого. Я послал слугу к реке, велел нанять две лодки, чтобы доставить вас к морю. Лодки будут вас ждать в шесть утра.

Скелтон понял, что не ошибся: Грэйндж узнал или догадался, что жена наболтала ему лишнего, а потому хочет поскорее избавиться от опасного гостя.

— Как великодушно с вашей стороны, — ответил Скелтон, улыбнувшись. — Я действительно уже в отличной форме.

Но в глазах Грэйнджа не было и тени улыбки. В них сквозила враждебность.

— Позднее можем сыграть партию в шахматы, — сказал он.

— Отлично. А когда вы вернетесь из конторы?

— У меня сегодня там нет особых дел. Останусь дома.

Интересно, подумал Скелтон, померещилось ему или нет, что в голосе Грэйнджа прозвучала угроза? Похоже, он хочет помешать ему и своей жене остаться вдвоем. Миссис Грэйндж не вышла к ужину. Мужчины попили кофе и выкурили по манильской сигаре. Затем Грэйндж встал, резко отодвинув стул, и сказал:

— Вам завтра рано вставать. Думаю, вам пора на боковую. Я начну обход, когда вы отправитесь в путь, так что хочу попрощаться с вами сейчас.

— Подождите, я пошлю за ружьями. Я хочу, чтобы вы выбрали, какое вам приглянется.

— Я велю бою их принести.

Ружья принесли, и Грэйндж сделал свой выбор. Но он и вида не подал, что доволен столь отменным подарком.

— Вы отдаете себе отчет, что это ружье стоит в сто раз больше, чем пища, выпивка и курево, которыми я вас угощал? — спросил он.

— Я знаю, что вы спасли мне жизнь. Не думаю, что старое ружье слишком щедрая плата за это.

— Ну, если вы так считаете, спорить не стану. И все же — большое спасибо.

Они пожали друг другу руки и расстались.

Наутро, когда багаж погрузили в лодки, Скелтон спросил слугу, может ли он перед отъездом попрощаться с миссис Грэйндж. Тот обещал узнать. Скелтону не пришлось долго ждать. Миссис Грэйндж вышла из своей комнаты на веранду. Она была в розовом халате из японского шелка, старом, мятом и несвежем, отороченном дешевыми кружевами. На лице толстым слоем лежала пудра, на щеках — румяна, губы были алыми от помады. Голова у нее подергивалась сильнее обычного, а рука выделывала все тот же странный жест. Когда Скелтон увидел этот жест в первый раз, он принял его за желание хозяйки обратить внимание собеседника на какой-то предмет позади нее, но теперь, после того, что она рассказала накануне, жест и вправду напомнил ему движение, которым пытаются стереть что-то с платья. «Кровь», — сказала она.