Несломленная - [54]

Первый сет очень боевой, и я беру его на тай-брейке. Про себя я думаю, что исход первой партии очень важен для итогового результата. На старте второй я продолжаю играть хорошо и первой делаю брейк. Дальше я уже уверенно довожу матч до победы – 7:6, 6:1.

Это мой первый титул WTA, и он большой. Светясь от радости, я поднимаю блестящий серебряный трофей над головой, даже целую его. Благодаря этой победе в новом рейтинге WTA на следующей неделе я впервые войду в топ-20. Я несказанно счастлива, что выиграла турнир и получила такой заряд уверенности. Это мой самый крупный успех.

– Моей целью на год было войти в топ-15, а уже на следующей неделе я буду, по-моему, 17-й, – говорю я журналистам. – Какие-то очки мне нужно будет защищать, но я могу и заработать много новых. Я всегда ставлю себе новые цели по ходу дела, и теперь уже топ-10 в зоне досягаемости.

А потом я проговариваю вслух свою мечту, потому что теперь верю, что могу ее достичь. Я верю, говорю я им, что могу выиграть турнир Большого шлема.

– Надеюсь, это просто вопрос времени. У меня определенно есть шанс. Я уже не раз обыгрывала разных топ-игроков, а это одна из составляющих победы на «Шлеме».

Ко мне вернулась уверенность. Так хорошо я не чувствовала себя со времен, когда меня тренировала Лесли.

Папа не прыгает от радости и не рассыпается в похвалах в мой адрес, но, к моему изумлению, в качестве поздравления он через несколько дней ведет меня в парижский бутик Rolex. Там мы тратим больше 30 000 долларов на часы для меня – и для него тоже. Жаль только, самые дорогие вещи не могут компенсировать недостаток любви.

* * *

Скоро становится понятно, что Рим был исключением. На «Ролан Гаррос» все возвращается на круги своя, и это сказывается на моем теннисе. Я проигрываю в третьем круге, после чего он на меня орет. Как обычно, он обливает меня словесными помоями, называя меня беспомощной коровой, а потом выгоняет из комнаты.

– Видеть тебя не хочу, – говорит он. – Ты уступила, сыграв как дерьмо.

До этого дня мы с братом жили в номере люкс. Теперь папа меня оттуда выгоняет и говорит, чтобы я шла спать в другую комнату – с мамой.

Я по-прежнему в сетке парного турнира, и там все складывается куда лучше. Мы с Кончитой Мартинес доходим до финала. Однако прекрасного тенниса, который нас туда привел, оказывается недостаточно против испано-аргентинской пары, и мы проигрываем – 2:6, 1:6. Папа выходит из себя. Как только я возвращаюсь с корта, он начинает орать на меня и продолжает даже в зоне для игроков. Мне не удается даже попрощаться и поблагодарить Кончиту – я занята тем, что пытаюсь усмирить и подавить разгорающийся гнев отца. Это уже просто абсурд, и мне стыдно, что я не могу даже просто сказать спасибо своей партнерше.

Отец продолжает осыпать меня проклятиями по пути в гостиницу и кроет меня последними словами. Да, в тот день мы с Кончитой проиграли, но финал «Ролан Гаррос» – это фантастический результат и продолжение нашего успешного и продуктивного сотрудничества. Но моему отцу на это плевать. «Мне 18 лет, я сыграла в парном финале Большого шлема и близка к мировой одиночной десятке – чем он недоволен?» – задаюсь я вопросом.

Наш следующий турнир – DFS Classic в Бирмингеме. Я вторая ракетка турнира, но играю не на этом уровне. В первом матче я встречаюсь с Алисией Молик, 92-й ракеткой мира, – она играет лучше меня и побеждает в трех сетах. На послематчевой пресс-конференции Алисия камня на камне не оставляет от моего решения перейти под флаг Югославии – она осуждает меня после той поддержки, которую я получила от Tennis Australia:

– Елена получала всю помощь, которая только была ей нужна, – мы с ней играли по юниорам в одно время. Я поражена ее решением сменить страну. Чтобы узнать ее мотивы, вам нужно спросить ее, желательно когда рядом не будет ее отца.

Алисия права: Tennis Australia действительно очень мне помогала. Мне тошно от того, что она не знает истинных причин моего перехода. Мне бы так хотелось, чтобы она и другие австралийские игроки смогли узнать меня поближе и, возможно, увидеть те ужасные оковы, которые всегда ограничивали мою свободу. Но такой возможности у меня никогда не было.

Когда мы уезжаем из Бирмингема, папино дурное поведение снова дает о себе знать. Я становлюсь одержима тем, чтобы не дать ему пить. Это непросто – по соседству с каждым нашим отелем есть магазины с алкоголем, где он запросто может поживиться. Я пытаюсь отвлечь его: например, говорю, что мне нужна его помощь на разминке перед матчем. Но, конечно, при желании он всегда может найти где выпить. На турнирах бары на каждом шагу: обычно это симпатичные места с белыми зонтиками и красивыми креслами, где разливают топливо его безумия. В результате после матчей я ношусь как оголтелая и требую турнирную машину, чтобы поскорее запихать его в нее и увезти до того, как он закатит очередной скандал.

* * *

В день моего первого матча на Уимблдоне мой «теннисный папаша из ада» раздает автографы на трибуне третьего телекорта. Через год после того как его за пьяные выступления посадили в камеру под Центральным кортом, он стоит там и болтает с армией своих поклонников. Он очень мил и расписывается им на бумажках и турнирных программках, пока я играю с Россаной де лос Риос из Парагвая. Начался Уимблдон, и я посеяна 14-й.