Несчастный случай - [12]

В саду Аня разыскала старый продавленный шезлонг и села, запрокинув лицо вверх, ловя слабые лучи остывающего осеннего солнца.

Главное, думала Аня, не дать себя уговорить, что ее поступок — это безумие. Она побудет здесь, пока мальчишка не прогонит ее, подышит, погуляет, и все вернется на свои места. Говорила ей Наташка: «Возьми летом отпуск, пока ум за разум не начал заходить».

Женя притащил ей большую картонную папку со своими работами, а сам снова пропал где-то в подвале, сообщив, что у него полно работы.

Аня развернула папку и принялась разглядывать ее содержимое.

Это были завораживающие картинки в духе графики Бердслея — тонкие линии, четкие границы между светом и тенью, изысканные в своей изможденности тела, не разобрать — мужские или женские. Разные, но у всех на лицах одна и та же печать — какая-то предсмертная мука.

Где, интересно, Женя подыскивает своих моделей? И что говорит им, чтобы вызвать наружу накопленное в каждом человеке страдание? Может быть, глубоко в его подвале скрыта комната Синей Бороды, где он мучает свои жертвы, чтобы фотографии получились такими, как «ему подходит».

Аня захлопнула картонную папку и аккуратным бантиком завязала на ней шелковые тесемки. «Тоже мне, певец любви и смерти».

Солнце, багровые листья яблонь, сочная зелень хвои начинающегося сразу за домом леса — все яркие краски реальности быстро разогнали сумрачную черно-белую тоску фотоснимков. Такого теплого конца октября и начала ноября на Аниной памяти еще не было. Каприз погоды наводил на мысли о надвигающейся всемирной катастрофе, приближающейся к Земле комете, Третьей мировой войне и тому подобных несчастных случаях. Аня не заметила, как задремала.

Ночь потянулась за днем, а за ночью — еще один день. Погода не менялась.

Аня вспоминала про город, аптеку, пустую квартиру, бывшего мужа со все большим равнодушием. Она вставала все позже и ложилась все раньше. Ей ничего не снилось. Есть не хотелось.

Женя изводил метры пленки и шлепал свои снимки. Аня замечала, что черты лица ее на фотографиях становятся все тоньше, словно она таяла, изменялась, принимая неведомые, пока еще идеальные формы. Интерес Жени к ее персоне больше никак не проявлялся.

Аня не смогла бы объяснить, что побудило ее однажды утром проснуться до рассвета, надеть свою одежду и заглянуть в подвал, где располагалась лаборатория.

Жени нигде не было, на дверях лаборатории была приколота записка: «Буду вечером».

Аня выбралась в сад и замерла пораженная. Багровые листья дружно упали с яблонь и лежали серой трухой, покрытой инеем. Холодный злой ветер копался в этих мусорных кучах. Голые черные ветки расчертили опустившееся за ночь свинцовое небо.

Третью мировую войну удалось отсрочить, комета прошла мимо. Наступила ранняя зима.

Некоторое время Аня слонялась в одиночестве по пустой даче. Ей не сиделось и не лежалось. Заняться было нечем, поговорить не с кем. Она завернулась в плед и все равно мерзла.

Отсутствие Жени или внезапное наступление зимы — не важно, по какой именно из этих причин Аня сбросила с себя дремоту и апатию, разыскала в большой картонной коробке свои негативы, снимки, бросила все это в печку. Тлеющие угли с жадностью приняли новую пищу.

Как только пленки и снимки занялись огнем, Аня отряхнула свое пальто, завязала пояс потуже и выбралась за ворота дачи.

— Как мне пройти на станцию? — спросила она у сгорбленной старухи в неуместном для наступившей зимы цветастом платьице с коротким рукавом, надетом поверх заношенного свитера. К подолу платья пристали комья сухого рыжего репейника, но старуха не замечала их. Она была занята тем, что выгоняла из лесу черную без единого пятнышка козу с помощью длинной хворостины. Вид у козы был измученный и чем-то неуловимо напоминал Жениных моделей.

Старуха встала на месте как вкопанная, молча разглядывая Аню и не замечая, что коза бросилась со всех ног назад в лес.

Аня пошла куда глаза глядят и, как ни странно, через двадцать минут оказалась на маленькой железнодорожной станции.

Из-за поворота выскочила электричка и со скрежетом начала тормозить. Уже в электричке Аня выяснила, что сейчас не утро, а наоборот — вечер.

Едва оказавшись дома, Аня набрала телефон аптеки. Трубку сняла Маша.

— У нас все в порядке. Вы только не волнуйтесь, — произнесла Маша каким-то сдавленным голосом. — Мы справляемся, ничего срочного.

— Действительно все в порядке? — переспросила Аня. — Я приеду через пару часиков.

Ане захотелось есть, и она отправилась в кухню. Открыла холодильник и полюбовалась на продукты с истекшим сроком хранения. Затем собрала скисшее молоко, просроченные сметану и ветчину, заплывший плесенью сыр и сморщенные апельсины в пакет. Пакет тут же отправился в мусоропровод.

За продуктами последовали сухие морщинистые розы, застоявшиеся в воде со дня рождения.

Высокие сапоги, раскрашенные под змеиную кожу, Аня не надевала еще ни разу. В сапогах было так мягко, удобно и непривычно, что Аня решила прогуляться до универсального магазина пешком.

Дорога заняла пятнадцать минут. Внутри магазина толпились люди, очереди в кассу тянулись далеко вглубь. Народ по привычке готовился встретить ноябрьские праздники — день рождения уже несуществующего государства, в котором никто из них не мог бы себе позволить купить все те ярко упакованные, вкусные и полезные продукты, что громоздились на полках супермаркета.