Непредсказуемый Берестов - [34]

Они вошли. Отдельная квартира — их семья живет без соседей, это в Москве редкость. У Юльки даже своя комната. Маленькая, зато своя…

— Юлечка… — слышится слабый голос. — Кто там?

— Это мальчики из нашей школы! — кричит в ответ Юлька.

— А… Хорошо…

Тут Женька спросил, серьезно глядя на Юльку и одновременно рассматривая ее, чуть повзрослевшую, немного незнакомую:

— Вы чего в бомбоубежище не ходите?

— А мы все равно на первом этаже, — улыбнулась Юлька.

— Ты что? Деточка? Не понимаешь?

— Из-за бабушки, — понизила голос девочка. — Она ходить не может. Совсем…

— Так надо что-то придумать…

— Жень, — нахмурилась Юлька, — ты какой-то другой стал…

— Факт, другой! — тут же подтверждает Витька.

— Даже не верится… — В темных прищуренных глазах Юльки, словно искорки, запрыгало любопытство.

А Женька всерьез обозлился:

— Чего вам не верится? Все вы знаете, все вам растолковали, какие бомбы и как они падают… А я сам под этими бомбами належался…

— Ой, что ты? — Юлькины глаза широко распахнулись.

— А ты как думала! — выпаливает Витька. — Между прочим, медаль имеется! И ранение. Скажи, Жень.

— Ладно тебе, проехали, — махнул рукой Женька, хотя на этот раз все было чистой правдой.

Жизнь людей в столице шла своим порядком, и Женькино существование ничем особым от них не отличалось. Чуть свет — в булочную за хлебом. Отстоишь очередь, оторвет продавщица «сегодняшний» талон от хлебной карточки, отвесит хлеба, сколько положено, и можно бежать домой… Если есть довесок, Женька съест его, долго жуя и перекатывая во рту, как учил Еремеев: тогда кажется, что хлеба много и спешить нечего… Но вот довесок съеден, а домой идти не хочется. И Женька слоняется по улицам. В кинотеатрах, при полупустых залах крутят довоенные фильмы, а Женьке не хочется в который раз смотреть старые ленты. А «Боевые киносборники» Женьке не нравились — там все немцы показаны смешными и дурашливыми, с выпученными глазами и дрожащими конечностями. Их запросто брали в плен, купали в речке, потешались над их трусостью и неумелостью… «Брехня! — возмущался про себя Женька. — Если бы немцы были такие, мы бы с ними в два счета расправились…» Он поделился своими мыслями с матерью. Она не разделяла Женькиного возмущения: «Нельзя бесконечно держать в себе страх. Люди хотят отдохнуть от постоянного напряжения и ожидания чего-то. Им этого вдоволь хватает и дома, и на работе…» Женька вспомнил, что действительно зрители в кинозале смеются до слез, а знаменитые артисты дурачатся, стараясь рассмешить своих поклонников. Да, наверно, мама тоже права, но Женька — это уже не в первый раз — остается при своем мнении.

И все-таки куда интереснее — хроника! Сидя в темном кинозале, Женька ловил себя на том, что ищет в документальных кадрах среди множества командиров и бойцов знакомые лица. Да разве узнать в мимолетном появлении бело-серого изображения кого-то из них? Если б Еремеев — Женька узнал бы сразу…

Когда по радио стали говорить о партизанских группах и отрядах, Женька вспомнил того, в галстуке, и его товарищей. В кинохронике только два раза показывали партизан, но Женька никого из них не узнал.

И вот надо же! Маленькая заметка в газете: «Отряд Деда действует». «Семь эшелонов с немецкой техникой и пехотой — под откос, три железнодорожных моста — на воздух!»

— Мама, мама! — С горящими глазами Женька бросается к матери. — Мама! Это те, помнишь, те в лесу, что хлеб оставили и записку! Дед! Конечно! Записка так и была подписана: «Дед»!

— Вот видишь, — спокойно отвечает мать, — а ты говоришь «окруженцы»… Вон как воюют!

С газетой тут же были ознакомлены Витька и Юлька. Девочка вырезала заметку и наклеила в тетрадь, сказав, что теперь она будет хранительницей таких важных сообщений.

А на школьном дворе, на том самом, где Женька «гонял» своих соклассников, теперь занимались настоящие допризывники, будущие бойцы, молодые и пожилые. Они ходили строем, выполняли ружейные приемы, кололи соломенные чучела, ползали по-пластунски. Это был ВСЕВОБУЧ — всеобщее воинское обучение.

Само здание школы тоже пошло под учебные классы Всевобуча. Попасть внутрь здания было невозможно. Витька уже пытался. А Женька и пытаться не стал — знал, что ничего из этого не выйдет: часовой, хотя и не в военной форме, все равно — часовой, и винтовка у него в руках…

Винтовка! Слишком длинная, не скорострельная… А все идут и идут на фронт с этими винтовками новые и новые бойцы… А у немцев — короткие карабины, удобные автоматы…

Женька видел в газете фотографию девушки-снайпера. На ее винтовке длинный оптический прицел. Во! Это другое дело. Сиди и бей из укрытия по фашистам, «я тебя вижу, а ты меня нет». Для этого дела винтовка подходит.

И Женька опять поделился с матерью. Они сидели и пили чай с маленькими черными сухариками. Мать спросила:

— А ты наши автоматы видел?

— ППШ? Видел… Только больше на фотографиях.

— Скоро увидишь на улицах, у бойцов. Не успели до войны…

— Почему? — Вопрос был глупый, и Женька понял это.

Но мать ответила серьезно:

— Как тебе сказать?.. Многого не успели… Фашисты опередили нас. — Она помолчала. — Были и такие, что помогали им… у нас в стране…