Неправильное воспитание Кэмерон Пост - [124]
– Вы доверяете администрации школы? – поинтересовался он наконец.
– Не совсем. – Это был первый ответ, который его заинтересовал.
До того он аккуратно делал короткие пометки в желтом блокноте, время от времени поднимая на меня глаза, читал свои вопросы с листков, зацепленных скрепкой, записывал что-то и двигался дальше. Но сейчас его ручка зависла в воздухе, он остановился и посмотрел прямо мне в лицо:
– Вы не доверяете здешнему персоналу?
Не могу сказать, что его реакция была для меня неожиданной, – я ожидала ее, когда ответила так, но вот что делать дальше, я совершенно не представляла.
– Ну… в каком смысле «не доверяю»? – уточнила я. – Что вы подразумеваете под доверием?
– Доверие… – протянул он. Его лицо приобрело выражение «ну-это-же-очевидно-детка», хотя он так и не сказал. – Доверие, – начал он, – это вера в кого-то, в чьи-то способности. Вы можете доверить персоналу школы охрану вашей безопасности? Верите, что они действуют в ваших интересах?
Я пожала плечами.
– По-вашему, все выходит слишком просто. Либо черное, либо белое. Никаких оттенков.
– Думаю, так оно и есть, – согласился он. – Я не пытаюсь обмануть вас своими вопросами. – Я видела, что он постепенно теряет терпение или что, возможно, я просто ему не очень нравилась. Я заметила, что уши у него заросли волосами. Было трудно не смотреть на них, зная об этом, очень уж много их было и снаружи, и внутри.
– Может быть, если бы вы жили здесь, то видели бы все несколько в другом свете. – Я глядела на его уши и чувствовала, что еще немного – и я начну глупо хихикать, точь-в-точь Хелен на нашей последней групповой встрече. Я сосредоточилась на его галстуке. Он тоже был желтым, как и его блокнот, но более глубокого оттенка, с лазоревыми ирисами. Лазоревый – я по-прежнему любила это слово. Хороший был галстук. Даже замечательный. – Отличный галстук, – сказала я.
Он наклонил подбородок, чтобы получше рассмотреть галстук, словно успел позабыть, какой именно выбрал сегодня. Может, и правда забыл.
– Спасибо, – сказал он. – Он совсем новый. Жена выбирала.
– Очень мило, – одобрила я. Это и впрямь было мило. И еще совершенно нормально. Быть женатым на женщине, которая выбирает для тебя желтые галстуки. Что бы это слово ни значило – нормально… Жить не в таком вот «Обетовании», вот что это. По крайней мере, тогда мне казалось именно так.
– Да, она у меня вроде как модница, – улыбнулся он, но потом вдруг вспомнил, зачем он здесь. – Можете ли вы уточнить, что именно имелось в виду, когда вы сказали, что не можете доверять персоналу?
Теперь он говорил как типичный психолог, который просит тебя поточнее описать твои чувства. Сама удивляюсь, почему я выбрала именно его, чтобы излить душу. Как мне вообще такое пришло в голову? Может, дело было в том, что ему полагалось воспринимать меня всерьез, чего бы я ни наговорила? Или дело было в его дотошности, в точном следовании правилам, а еще в том, что его положение давало мне слабую надежду найти в нем не судью, а адвоката?
– Уверена, Рик, Лидия и все остальные в «Обетовании» думают, что действуют в наших интересах, заботятся о нашем телесном, душевном и духовном состоянии, – начала я. – Но между правдой и тем, что ты принимаешь за нее, есть разница.
– Хм… – промычал он. – Продолжайте.
– Попробую. – Я не знала, получится ли, но все равно попыталась. – Бывает так, что можно здорово кому-то навредить, если хочешь ему помочь, но заведомо неправильным способом.
– Так вы хотите сказать, что к вам применяют насилие? – Его тон мне не очень нравился.
– Послушайте, никто нас не бьет. На нас даже не кричат. Дело же не в этом. – Я вздохнула и покачала головой. – Вы спросили меня, доверяю ли я персоналу? Я не сомневаюсь, что нас будут перевозить с соблюдением всех дорожных правил, что еда для нас будет закупаться каждую неделю, но в том, что касается моей души, я не верю им ни на йоту. Никто из них не знает, что нужно мне, чтобы стать лучше и получить гарантированное место в раю.
Тут я поняла, что он меня не слушает, возможно, ему с самого начала все это было неинтересно. Я злилась на свой беспомощный язык, неспособный выразить то, что было мне так важно, ради Марка, хотя вряд ли бы он согласился со мной.
– Забудьте, – оборвала я себя. – Это трудно объяснить. Я не верю, что такое место, как «Обетование Господне», вообще необходимо. Что мне нужно находиться здесь, всем нам. Весь смысл пребывания в этой школе заключается в том, что нас обязывают верить – все это ради нашего блага, нашего спасения, так могу ли я ответить «да» на ваш вопрос?
– Думаю, нет, не можете, – согласился он.
Наконец-то я задела его. И я решила не останавливаться:
– Я же знаю, что вы здесь из-за того, что случилось с Марком.
Но прежде чем я успела закончить, он перебил меня:
– Того, что мистер Тернер сделал с собой.
– Что? – удивилась я.
– Вы сказали «с ним случилось», – объяснил он. – С ним не просто что-то случилось. Он нанес себе довольно серьезные увечья.
– Да, находясь в стенах этого учреждения, – сказала я.
– Правильно, – подтвердил он бесстрастным тоном. – И именно поэтому я здесь: чтобы изучить условия, в которых находятся подопечные, а не самую цель существования учреждения, если только ее достижение не подразумевает применение насилия или отсутствие ухода.
