Неправильное воспитание Кэмерон Пост - [122]

Шрифт
Интервал

– Прости.

– Не стоит. Я не собиралась читать нотации.

– Только не записывай меня в мудаки. – Он наклонился, поцеловал ее в щеку и продолжил: – Не могу же я вести себя как придурок только потому, что у соседа по комнате снесло башню.

– Еще как можешь. Ты можешь быть кем угодно, когда пожелаешь.

– А космонавтом можно? – Он сел рядом и обернулся краем моего одеяла.

– Безусловно. Ты даже можешь стать знаменитым Нилом Армстронгом.

– Ты выбрала его только потому, что фамилия Армстронг подходит для индейца, да? – парировал он, пряча улыбку.

– Я не останусь в «Обетовании», – вдруг сказала я. Слова сами собой сорвались с моих губ. – Ни за что не останусь. Я собираюсь свалить.

– Тоже станешь космонавтом? – спросил Адам, притягивая мою голову к себе, пока мое ухо не уперлось ему в плечо. – Откроем первый лунный супермаркет. – Он развел руки, показывая рекламный щит, а потом, сжимая и разжимая кулаки, изобразил мерцание неоновых огней. – Открыто двадцать четыре часа. Только у нас! Теперь лучшие фруктовые напитки с коноплей. Действие специального предложения ограничено. Не является публичной офертой.

– Я не шучу. – С каждым словом я все больше убеждалась в серьезности своего намерения. – Я найду способ удрать. Если я этого не сделаю, Рут запрет меня здесь на весь следующий год. Голову даю на отсечение.

– Можешь не сомневаться, – сказала Джейн. – Никто никогда не уезжает отсюда просто так, потому что им так удобнее. Если только деньги не закончатся или не придет пора поступать в колледж.

– Или окажешься таким вот Марком, – сострила я.

– Да, – ответила Джейн. – Таким вот Марком.

– Правда? – встрял Адам. – Неужели никому не удалось постичь эту премудрость? Стать достаточно натуральным, избавиться от своей гейской сущности, если можно так выразиться, настолько, чтобы быть допущенным в обычную школу?

– Ну… «Обетование» открыли всего три года назад, – сказала Джейн. – Но, насколько мне известно, прецедента не было.

– Потому что это невозможно, – отрезала я.

– И еще потому, что никак нельзя проверить, действительно ли ты стал натуралом, – продолжила Джейн, пряча траву в тайник. Странно, но иногда я забывала, что у нее вообще есть этот протез. Про заначку я помнила. – Ты можешь вести себя по-другому. Но если Лидия не будет дышать тебе в затылок, то трансформация займет много времени. Кроме того, это не значит, что ты действительно станешь другим, я имею в виду, внутри.

– Поэтому я и ухожу, – отрезала я. – Не называя миллион других причин. Я больше не хочу здесь находиться.

– Я с тобой. – Адам сдернул одеяло с нас обоих, и я тут же покрылась мурашками. – Я готов хоть сейчас, чего зря воздух сотрясать. Чур, я – Бонни, а ты – Клайд.

– И я пойду, – серьезно заявила Джейн. Ей почти удалось справиться с креплениями. – Но нам нужен тщательный план. Мы должны проработать детали.

– Ну прямо парочка лесбиянок, – горячился Адам. – Тщательный план? Мы что, Ноев ковчег строим или собираемся дать деру? Давайте просто свалим. Я украду ключи от минивэна. Я серьезно, почему мы не можем удрать прямо сейчас? К утру оказались бы уже в Канаде, заправлялись бы канадским беконом по самые гланды. Простите мой французский.

– Угнанную машину остановят на границе, – возразила Джейн. – А если и нет, то у нас нет ни документов, ни денег, и мы никого не знаем в Канаде. По крайней мере я.

Меня подмывало ринуться в бой вместе с Адамом, начать действовать, но Джейн была права. Наши водительские права (у кого они были) и другие документы, удостоверяющие личность, или их копии хранились в одном из запертых шкафов в главном офисе.

– Заберем наши бумаги прямо сейчас, – сказал Адам. – И ударимся в бега.

– Вот потому-то нам и нужен план, – гнула свое Джейн. – Чтобы не погореть на чем-то, что просто не пришло нам в голову.

Пока она говорила, издалека донесся какой-то низкий рокот. Если бы не снег, я бы решила, что это гром.

– Так мы можем ждать до посинения, – упрямился Адам, – если сидеть и рассуждать. Мы никогда не решимся. Давайте свалим, без лишних разговоров.

– Куда? – спросила я.

– Какая разница? Разберемся по дороге.

– Я мечтаю смыться не меньше твоего, – попыталась урезонить его Джейн. – Но давайте сделаем все правильно. Если мы возьмем машину, нас найдут в два счета и отправят обратно уже через пару дней. И какой в этом смысл?

Не успела она договорить, как где-то в вышине раздался бой барабанов – это был гром, никаких сомнений в этом быть не могло.

– Юпитер сердится. – Адам снова встал.

– Это что, гром? – спросила я, и тут же раздался еще один удар. На этот раз гораздо ближе к нам. Гул нарастал, и очень быстро, как это часто бывает в горах.

– Это снежная гроза, – сказала Джейн, когда Адам подобрался к деревянному люку в потолке. Крышка у него была тяжеленная. Мы уже открывали его раньше, но петли здорово проржавели, и посеревшее дерево оставляло занозы под кожей, цепляясь за нее, словно репей. Но Адаму было все равно.

– Снег еще идет? – Я встала помочь Адаму.

– Если так, то это снежная гроза, – сказала Джейн.

– Никогда не слышала о таком, – удивилась я. Нам с Адамом удалось чуть сдвинуть люк с места. Винты, удерживавшие крышку, визжали, петли поскрипывали, все пальцы у меня были исколоты.


Рекомендуем почитать
ЖЖ Дмитрия Горчева (2001–2004)

Памяти Горчева. Оффлайн-копия ЖЖ dimkin.livejournal.com, 2001-2004 [16+].


Матрица Справедливости

«…Любое человеческое деяние можно разложить в вектор поступков и мотивов. Два фунта невежества, полмили честолюбия, побольше жадности… помножить на матрицу — давало, скажем, потерю овцы, неуважение отца и неурожайный год. В общем, от умножения поступков на матрицу получался вектор награды, или, чаще, наказания».


Варшава, Элохим!

«Варшава, Элохим!» – художественное исследование, в котором автор обращается к историческому ландшафту Второй мировой войны, чтобы разобраться в типологии и формах фанатичной ненависти, в археологии зла, а также в природе простой человеческой веры и любви. Роман о сопротивлении смерти и ее преодолении. Элохим – библейское нарицательное имя Всевышнего. Последними словами Христа на кресте были: «Элахи, Элахи, лама шабактани!» («Боже Мой, Боже Мой, для чего Ты Меня оставил!»).


Марк, выходи!

В спальных районах российских городов раскинулись дворы с детскими площадками, дорожками, лавочками и парковками. Взрослые каждый день проходят здесь, спеша по своим серьезным делам. И вряд ли кто-то из них догадывается, что идут они по территории, которая кому-нибудь принадлежит. В любом дворе есть своя банда, которая этот двор держит. Нет, это не криминальные авторитеты и не скучающие по романтике 90-х обыватели. Это простые пацаны, подростки, которые постигают законы жизни. Они дружат и воюют, делят территорию и гоняют чужаков.


Матани

Детство – целый мир, который мы несем в своем сердце через всю жизнь. И в который никогда не сможем вернуться. Там, в волшебной вселенной Детства, небо и трава были совсем другого цвета. Там мама была такой молодой и счастливой, а бабушка пекла ароматные пироги и рассказывала удивительные сказки. Там каждая радость и каждая печаль были раз и навсегда, потому что – впервые. И глаза были широко открыты каждую секунду, с восторгом глядели вокруг. И душа была открыта нараспашку, и каждый новый знакомый – сразу друг.


Человек у руля

После развода родителей Лиззи, ее старшая сестра, младший брат и лабрадор Дебби вынуждены были перебраться из роскошного лондонского особняка в кривенький деревенский домик. Вокруг луга, просторы и красота, вот только соседи мрачно косятся, еду никто не готовит, стиральная машина взбунтовалась, а мама без продыху пишет пьесы. Лиззи и ее сестра, обеспокоенные, что рано или поздно их определят в детский дом, а маму оставят наедине с ее пьесами, решают взять заботу о будущем на себя. И прежде всего нужно определиться с «человеком у руля», а попросту с мужчиной в доме.


Замри

После смерти своей лучшей подруги Ингрид Кейтлин растеряна и не представляет, как пережить боль утраты. Она отгородилась от родных и друзей и с трудом понимает, как ей возвращаться в школу в новом учебном году. Но однажды Кейтлин находит под своей кроватью тайный дневник Ингрид, в котором та делилась переживаниями и чувствами в борьбе с тяжелой депрессией.


Аристотель и Данте открывают тайны Вселенной

Аристотель – замкнутый подросток, брат которого сидит в тюрьме, а отец до сих пор не может забыть войну. Данте – умный и начитанный парень с отличным чувством юмора и необычным взглядом на мир. Однажды встретившись, Аристотель и Данте понимают, что совсем друг на друга не похожи, однако их общение быстро перерастает в настоящую дружбу. Благодаря этой дружбе они находят ответы на сложные вопросы, которые раньше казались им непостижимыми загадками Вселенной, и наконец осознают, кто они на самом деле.


Скорее счастлив, чем нет

Вскоре после самоубийства отца шестнадцатилетний Аарон Сото безуспешно пытается вновь обрести счастье. Горе и шрам в виде смайлика на запястье не дают ему забыть о случившемся. Несмотря на поддержку девушки и матери, боль не отпускает. И только благодаря Томасу, новому другу, внутри у Аарона что-то меняется. Однако он быстро понимает, что испытывает к Томасу не просто дружеские чувства. Тогда Аарон решается на крайние меры: он обращается в институт Летео, который специализируется на новой революционной технологии подавления памяти.


В конце они оба умрут

Однажды ночью сотрудники Отдела Смерти звонят Матео Торресу и Руфусу Эметерио, чтобы сообщить им плохие новости: сегодня они умрут. Матео и Руфус не знакомы, но оба по разным причинам ищут себе друга, с которым проведут Последний день. К счастью, специально для этого есть приложение «Последний друг», которое помогает им встретиться и вместе прожить целую жизнь за один день. Вдохновляющая и душераздирающая, очаровательная и жуткая, эта книга напоминает о том, что нет жизни без смерти, любви без потери и что даже за один день можно изменить свой мир.