Непонятная война - [5]

— Не убивайся ты так, ты им не могу помочь — бормотал, бродя по комнате Остапенко. Он привык уже видеть слезы взрослых мужиков, но никак не мог выработать в себе стойкую реакцию на них. Даже было где-то стыдно перед ними, ведь он успел уберечь своих, а они — нет. Ведь он получал письма с ненавистными фразами в свой адрес, а они — со словами утешения от оставшихся в живых родственников. Так было и сейчас. Захаренко получил письмо от своего старшего брата Петра Васильевича, оставшегося в Донецке. Тот писал, что дети Федора попали под очередной обстрел, а жена Надежда — погибла от бомбы, закинутой кем-то в жилой дом. Все трое ребятишек — 15-летняя Аня, 13-летний Антон и 5-летняя София, были убиты с разницей в несколько минут. Рота старшего пыталась защитить город, но, непонятно кто, как и все непонятное в этой войне, сумел прорваться в осажденное поселение, и расстрелять часть мирных жителей. Кроме Анечки, Антошки и Софийки погибло еще 38 человек, ставших живым и непреднамеренным щитом родного Донецка. Надежда видела смерть своих детей. Она без толку слонялась по пахнувшему порохом городу и искала смерть. Так уж вышло, что смерть нашла ее первой. Придя в дом к своей, умершей еще до войны, свекрови, Надежда осталась там, и, спустя, несколько часов, приняла бомбежный обстрел. Все дома опаленного Донецка остались без крыш, с одними стенами, а дом четы Захаренко был стерт с лица Земли. Вместо него появился огромный котлован, где ни мебели, ни тел не осталось.

— Уйди, — не поднимая глаз, простонал Захаренко.

Остапенко понимал, что сейчас не лучшее время для разъяснения понятия субординация. Он взял старый бушлат и вышел на улицу.

Спустя пару минут, в его комнату постучали. Захаренко, застывший на коленях в тупом исступленье, не слышал стука, как и не видел того, что к ними зашел Мартюк.

— Захаренко!

— Что?

— Ты письмо получил с Донецка?

— Уйди…

— Тебе Сибитов приказал беглянку в карцер сопроводить… Ну ладно, я сам доведу…

— Стой. Где она?

— У нас в будке

— Я доведу…

6

Она так и осталась стоять в пороге бывшего склада спортивного инвентаря. Ютясь на крошечном уголке комнаты, она жадно цеплялась взглядом за каждый миллиметр пространства. Сибитов и Стопко демонстративно пытались ее не замечать. Они были заняты просмотром карты, и разметкой ее между «Мухой» и «Стрекозой». Она же, сперва, наблюдала за движением часовой стрелки, которая перешла от полвторого ночи к четверти третьего, затем — прильнула взором к непонятной тарахтящей машине, а потом, буквально уставилась на чашку с коровкой, где остывший чай уже успел оставить темные разводы. Все это время, она пыталась вспомнить, как здесь оказалась. Но, чем больше она напрягалась, тем сильнее сгустки памяти отдалялись от нее, превращая все отдельные события сегодняшнего вечера в одну точку, точку не возврата. КПД от ее усилий не было никакого — лишь изредка вновь кровоточила рана на голове. Сначала, она хотела попросить новых для нее людей о помощи, но потом поняла — что помощи ждать не от кого.

Когда минутная стрелка вновь остановилась на цифре тридцать, в будку зашел Захаренко.

— Вызывали?

— О! А вот и наш герой невидимого фронта явился! — не глядя на него воскликнул Сибитов. — Захаренко! Где тебя черти носят? Вроде же как Мартюк давно ушел, а ты только явился…

Не известно, сколько бы продолжалась его тирада, если бы не была остановлено толчком кулака в плечо от Стопко. Сибитов обернулся на Захаренко. Перед ним стоял взрослых, 40-летний солдат с заплаканным как девчонка лицом, и черными пустыми глазами. Он молча стоял и смотрел на Сибитова, пока тот отчитывал младшего по званию. Она же беспомощно обернулась в сторону Федора, и, поняв, что случилось что-то страшное, отвернула лицо.

— Ты… это… может чаю? — виновато начал Сибитов

— Не хочу я вашего чаю. Куда эту вести? — указывая пальцем, произнес Захаренко

— Ее в третий, как обычно. Под ключ запри… Утром выпустить надо, к нам обратно приведешь, — сбивчиво говорил Стопко.

— Хорошо. Пошли…

Она почувствовала резкий толчок автоматов в свой живот. Ей была страшно представить, что пережил человек, доведенный до такого состояния. Стараясь не глядеть в лицо, она, молча, обернулась и пошла вслед за ним. Захаренко шел ровно, словно отчеканивал каждый свой шаг. Его мерный путь показался неестественным для нее. Она подумала, что сейчас Федор пытается показать всем, что у него ничего не произошло, но мелочи, его выдают. Так или иначе, она шла за ним.

Мимо них проходили другие солдаты. Большинство из них шатались без толку, небольшими группами и с сигаретами в зубах. Все они никак не реагировали на проходящего мимо Захаренко с новой женщиной, настолько эта картина была привычной. Где-то вдали изредка раздавалась автоматная очередь и пьяный гул мужских и женских голосов. Она вспомнила, как тот молодой с пластырем на носу, упоминал торжество по случаю то ли чьей-то свадьбы, то ли чьего-то дня рожденья. Это успокоило ее, ведь, если люди в военной форме еще справляют праздники, значит на этой земле не все так плохо.

Они остановились у жестяной двери закрытой на амбарный замок. Захаренко развернулся к ней: