Неподвижная земля - [13]

Можно доподлинно знать, что это место на восточном побережье Каспия заметил еще Бекович-Черкасский, посланный царем Петром Алексеевичем для поисков путей в далекую и таинственную Хиву. Можно помнить, что укрепление впоследствии было названо Ново-Петровским, и в 1857 году, в последний год ссылки Шевченко, его переименовали в форт Александровский, но в обиходе называли не столь велеречиво — или фортом Александра, а чаще и того короче — Фортом. Но кроме школьного заучивания дат (без чего в общем тоже не обойдешься), необходимо историю почувствовать, почувствовать и восстановить живую связь давних и недавних событий, когда само время оказывается удивительно спрессованным в человеческих судьбах. В этом, — сам того не подозревая, — мне на помощь пришел старик в желтой шубе. Скорей всего — своим внешним видом. Он продолжал что-то рассказывать, а все остальные по-прежнему сосредоточенно его слушали. Молодежь тоже толпилась возле стены, на солнце, укрываясь от холодного ветра, но на приличном расстоянии от аксакалов.

Возле ступенек магазина стоял автобус. Я решил от нечего делать проехать по всему маршруту, и немолодой шофер Кималган стал первым моим знакомым в… Название звучит: город Форт-Шевченко, и попробуй употребить его в каком-нибудь другом падеже, кроме именительного.

Автобус сначала проскочил вверх по улице, к плоскогорью, и я обратил внимание на притихшие, заколоченные дома, их тут стояло не так уж мало… Кималган рассказал, что многие уезжают из старого Форта — туда, где теперь совсем иная жизнь, в Узень и Жетыбай, на нефтяные промыслы. Он тоже подумывает кочевать, хоть и не легко решиться. Сам здешний, коренной, не сосчитать, сколько колен его предков зимовали в Кетыке, как зовется место по-казахски.

По пути к прибрежному поселку мы снова проехали через площадь. До Баутина автобус громыхал по шоссе, мощенному крупным угловатым булыжником. Прежняя Николаевская слобода, где селились рыбаки, первые казачьи семьи, армянские и персидские торговцы из Закавказья, — она получила новое название, по имени первого председателя советской власти — Алексея Григорьевича Баутина, убитого в тревожном и переменчивом 1919 году непримиримыми местными богатеями.

Дома в порядках стояли старинные, и это тоже настраивало припомнить то время, когда вскоре после отмены крепостного права в России сюда пришел тамбовский мужик из староверов — Захарий Дубский, ставший впоследствии некоронованным владетелем Мангышлака.

Его основательный двухэтажный дом располагался как раз у конечной остановки автобусного маршрута. Рядом — почти такой же — он выстроил для дочери, и еще один — для приказчиков и других служащих. На противоположной стороне улицы большие ворота вели на территорию судоремонтного завода.

К автобусу подошла степенная русская старуха в черном платке и спросила о чем-то по-казахски у Кималгана.

Он ответил ей по-русски:

— Через час еще приеду, бабушка… Не торопись. Магазин в Форту все равно на обед закрылся.

Она направилась к дому неторопливой строгой походкой, а Кималган повернулся ко мне:

— У нас тут многие знают по-казахски. А мы по-русски. Давно вместе живем. Наши русские старушки без молока чаю не выпьют. И баранов все держат.

Отсюда, с главной баутинской улицы, в конце которой пошевеливалось море, мы еще проехали в Аташ, новый поселок у гор, где живут семьи рыбаков и рабочие консервного комбината.

По дороге попался маяк — Тюб-Караганский нижний, а вдали — на вершине скалы, обрывающейся к морю, — стоял Тюб-Караганский верхний, о котором мне Вавилин на Кара-Ада рассказывал, что не так давно отмечалось его столетие.

Наш маршрут с Кималганом кольцом замкнулся на той же площади, у того же магазина, на дверях которого висел пудовый замок, сохранившийся еще, наверное, с купеческих времен.

А стариков уже не было.

По всему полуострову в начале века путешествовал немецкий этнограф Рихард Карутц, написавший потом книгу «Среди Киргизовъ и Туркменовъ на Мангышлакѣ». Книга имеется в русском переводе, но сейчас она стала редкостью.

Пунктуальность — не такое уж плохое качество, как мы иногда, в порядке самозащиты, пытаемся его представить. Благодаря Карутцу я мог вернуться к тем временам, откуда вел свой отсчет событий.

«…Из Астрахани тендер доставляет едущих на Каспий в восемь часов к девятифутовому рейду, плавучему городу из старых барж, где пассажиры пересаживаются на пароходы, идущие в Баку и Красноводск. Через двенадцать-тринадцать часов пути показывается северо-западная оконечность полуострова Мангышлак, — плоскогорье с отвесными стенами и крутизнами, на краю которого белый маяк указывает судну фарватер.

У самого полуострова мы сворачиваем к югу и входим в гавань небольшого поселения — Николаевского, возникшего благодаря развившемуся по этим берегам рыболовному промыслу…

…В настоящее время… здешнее рыболовство развивается в доходную статью вывоза, хотя два летних месяца, во время которых улов запрещен, и четыре месяца зимних холодов уменьшают на половину время занятия этим промыслом.

Жаркая, пыльная дорога ведет от пристани мимо двух небольших соляных озер, которые при тихой погоде кажутся темно-синими, при ветре же, благодаря, как полагают, изобилию в них инфузорий, принимают удивительную темно-розовую окраску; озера эти доставляют столовую соль населению и рассол для рыбного промысла. Соль просто выгребается со дна, сбрасывается кучами и затем увозится. Кроме того, местное население пользуется этими озерами и для лечебных целей: здесь устроены примитивные купальни, где соединенным действием концентрированного раствора соли и интенсивных солнечных лучей лечатся ревматизмы.