Неожиданные люди - [5]

Гребенщиков повернул наружу треугольное стекло и, поймав лицом ветерок, полузакрыл глаза, наслаждаясь покоем. Павел Павлович примерно с год уже стал чувствовать усталость. Внешне это было незаметно. Он все так же работал с утра и до позднего вечера, а уезжая домой, неизменно прихватывал с собой пачку документов, все так же энергично проводил оперативки, давая кому следует «разгон», с неутомимостью мотался по огромной, многосложной стройке, и когда осматривал объект, по-прежнему удивлял еле поспевавших за ним подчиненных. И все-таки он начал сдавать…

Первые признаки усталости он ощутил прошлой осенью, не на работе, как ни странно, а когда приехал в Ялту. До этого он не бывал на юге, отпуск вместо с семьей проводил в родной Иванихе, на пасеке у отца, старого уральского партизана. Часами, до жаркого пота, махал звенящей косой, по вечерам копнил свежее сено, и запах его напоминал о детстве, рыбачил с внуком на тихой, тенистой Ветлуге, бродил на заре по мокрым лугам, подстерегая дичь и радостно бахая из двустволки, пил с отцом золотистую медовуху — и отдыха другого не мыслил для себя. Но в позапрошлом году отец внезапно умер, и этой смертью погасило всю прелесть Иванихи. Тогда-то и надумал он поехать на юг, просто так, из любопытства, и поехал один, без семьи. Юг оказался совсем иным, чем представлялся по рассказам и фильмам, и роскошь приморской природы, неохватные просторы каждый раз меняющего краски моря, истинно южное богатство местного базара и весело-шумная пестрота многолюдной набережной ошеломили его. И когда, сойдясь с компанией такого же масштаба руководителей, как сам, он окунулся в эту вольную южную жизнь с ее купаньями, загоранием, игрой в преферанс в тени парусинового тента и застольными разговорами в гремевшем музыкой ресторане, то неожиданно понял, как устал от работы и как хорошо, оказывается, отключившись от своих ответственных забот, не думать и не вспоминать о них. Эту прелесть беззаботности он испытал впервые и понял, что усталость, от которой он уезжал в Иваниху, была лишь усталостью тела, потому что и там, на сенокосе или рыбалке, он думал непрестанно — не мог не думать — о своих строительных делах и планах, и что настоящая усталость дала себя знать только сейчас, словно рычажок, многие годы настраивавший все его помыслы на работу, вдруг отказал.

До поездки на юг Павел Павлович знал и понимал только одну жизнь, именно ту, которой жил все годы, — работу. Теперь же он узнал иную жизнь, которую мог принять разве лишь как краткий развлекательный антракт, но, вкусив этой жизни, нашел в ней столько молодящей радости, что постепенно стал склоняться к мысли, что, возможно, такие-то, как он, как раз и заслужили эту вольную, беспечную жизнь. В день отъезда из Ялты он стоял на прибрежной скале, возбужденный распитым с мимолетными друзьями коньяком, и, оглядывая ласково блещущую в солнечном свете равнину моря, мечтательно думал: «Черт! А хорошо бы, как выйду на пенсию, обосноваться в здешних краях, купить себе дачу, сад, моторку и обязательно гараж…»

Но, как только он вернулся домой и попал в круговерть привычной жизни-работы, он и думать забыл о своих мечтах. Дела держали его всю зиму, весну и лето, и вдруг сейчас, в самый неподходящий момент, южная жизнь вновь поманила его. Но теперь, в разгар работ на РК, как для краткости именовали цех ректификации, было не до отпуска… Собственно, план предусматривал пуск РК во втором квартале будущего года, но, с тех пор как Павел Павлович подписал соцобязательство на досрочную сдачу цеха к первому января, план в расчет уже не принимался, и нужно было лечь костьми, а к Новому году сдать РК. Москва держала под жестким контролем ход строительства, дважды в неделю звонили Гребенщикову то замминистра, то секретарь ЦК, и всякий раз Гребенщиков докладывал, что работы выполняются по графику. Знали бы они, какой ценой достается ему этот чертов РК!..

Федя сбросил скорость и мягко тормознул у трестовского вестибюля. Выбравшись из кабины, Гребенщиков пошел к дверям, тяжело шагая по бетонным ступенькам. Старик вахтер, как всегда молодцевато вытянувшись при его появлении, по-солдатски «ел глазами» начальство.

— Как жизнь, Кириллыч? — медленно проходя мимо, кивнул Гребенщиков.

— Помаленьку живем, Пал Палыч, — бодро отчеканил старик.

Павел Павлович поднялся на второй этаж и, пройдя безлюдным коридором, через пустую приемную проследовал в кабинет. Обширные кабинеты стали не в чести, и управляющий, когда закладывали здание треста, заказал себе не большой и не маленький — в два окна. Было в нем светло, сияла полировкой мебель темного дерева. Павел Павлович привык к своему кабинету и не замечал ни его удобств, ни полированной мебели, ни безупречной чистоты, за которой следил специально приставленный человек. Он сел за стол в тяжелое кресло и, открыв блокнот, стал готовиться к оперативке. Рано утром ему позвонил дежурный диспетчер и доложил, что график монтажа оборудования на РК нарушен, потому что машина, на которой везли конденсатор, сломалась, и его доставили к месту монтажа с опозданием на восемь часов. Поэтому Павел Павлович решил начать с установления виновника простоя. Ровно в девять он включил селектор и, придвинув микрофон, негромко сказал: