Неортодоксальная. Скандальное отречение от моих хасидских корней - [34]

Я впервые на таком празднике и не уверена, что все это мне по нраву. Сутолока в маленькой галерее неимоверная. Здесь собрались тысячи женщин со всего города, разряженные в свои лучшие платья, замужние — в убранстве белых шелковых платков, девицы — в крахмальных костюмчиках и с безупречно уложенными стрижками. Все они исступленно лезут друг на друга, лишь бы хоть вполглаза увидеть, как танцует ребе. Нам с подругами, четырнадцатилетним девчонкам, тяжело соревноваться с взрослыми замужними дамами за лучший вид, однако мы не так озабочены сохранением приличий, поэтому с готовностью принимаем самые нелепые позы ради того, чтобы занять лучшие места.

До полуночи две минуты.

Я наблюдаю, как мои подруги корячатся, вытягивая шеи, чтобы получше рассмотреть происходящее; до чего же нелепо тратить столько усилий ради того, чтобы в щелочку увидеть пожилого мужчину, который раскачивается взад и вперед со свитком. Мне уже скучно, и шея затекла, а ребе еще даже не явился. Внизу мужчины движутся по кругу в море своих молитвенных шалей[127] — они текут медленными потоками, танцуют, пошатываясь из стороны в сторону. Допустимый лимит посетителей в синагоге уже давно превышен, но следящие за безопасностью копы с комфортом восседают в своих показательно припаркованных снаружи машинах, вероятно, хорошо подмазанные, чтобы не поднимали шум. Каждые десять минут кто-нибудь теряет сознание от жары, и раздается крик о вызове «Ацалы». Я вижу, как один мужчина скидывает свою молитвенную шаль и просит носилки, и жертву уносят в одну из подсобных комнат. Женщины вокруг меня нетерпеливо толкутся, все еще дожидаясь ребе. Все это для них прелюдия, подготовка к моменту кульминации, когда наш ребе станцует со своей божественной невестой — Торой.

Пусть разделить исступление толпы я не могу, но знаю, что должна выглядеть вовлеченной в происходящее, иначе как оправдаться за возню в попытках пробиться вперед, если не жаждой хоть как-то припасть к источнику священного экстаза? Я обязана здесь отметиться. Ни одна женщина в Вильямсбурге не упустила бы шанс увидеть ежегодный танец Сатмарского Ребе.

Мужчины поют песни без слов. Существует семь мотивов для Симхат Тора — это примитивные мелодии, одинаково состоящие из бессмысленных сочетаний звуков. Но эти звуки — еврейская классика, выражение чистых животных эмоций, описания которым нет ни в одном языке. Сегодня ночью слова не нужны. Тысячи мужчин воздевают руки к небесам и ритмично топают ногами в каменный пол, распевая «Ой йой йой йой, йей ти ри рэй ти ри рэй ти ри рэй ой йой!» и «Ай яй яй яй, ай ди ри ра ра ай ди ри ра ра…». Я едва не присоединяюсь к ним сама, к мощи всех этих голосов, сливающихся в один; на мгновение кажется, что эти мужчины своим экстатическим пением стирают грань между небесным и земным. Людей вокруг меня больше нет — я окружена святыми, все грехи на время отпущены. Одна я остаюсь смертной, несовершенной. Похоже, я все-таки начинаю осознавать величие этого события; возможно, я отнеслась к нему с пренебрежением лишь потому, что я действительно невежественна, обделена божественным сиянием, которое, видимо, освещает всех остальных. Возможно, сегодня та самая ночь, думается мне, когда я наконец узнаю свое предназначение, свою судьбу, и отрину морок скепсиса, который отделяет меня от моего народа.

Я здесь с пятью подругами, самой крутой компанией в нашем девятом классе. Наша заводила тоже тут — со своим идеальным двойным именем, которое я завистливо перекатываю на языке: Мириам-Малка, блестящее каштановое каре и глубокие ямочки на щеках. Я убеждена, что ее королевский статус — результат одного только обладания этим чудесным именем[128] и редкой возможности не делить эту неповторимую комбинацию с сотнями других девочек в Вильямсбурге. (Я — одна из пяти девочек по имени Двойре в своем девятом классе и одна, наверное, из сотни во всей школе; мое заурядное имя привилегией не назовешь.) Глядя на то, как она непринужденно свисает с потолочных балок — одна нога на ручке сиденья, другая опирается на перегородку, — и наблюдает за зрелищем сквозь самую высокую щель в перегородке, я завидую ее уверенности. Мириам-Малка здесь своя; здесь ее естественная среда обитания.

Мириам-Малка, сражающая своей добротой намертво, девушка, с которой хотят дружить все, придирчива в выборе компании, и мне повезло попасть в ее ослепительную свиту, но чтобы удержаться в ее кругу, приходится постоянно доказывать, что я этого достойна. Сегодня я здесь не ради того, чтобы посмотреть на ребе, а чтобы продемонстрировать Мириам-Малке, что я такая же, как и прочие девочки в нашей компании, что я не представляю себе более увлекательного времяпрепровождения, чем поход в битком набитую синагогу в ночь Симхат Тора.

— Ш-ш-ш, ребе пришел, — восторженно шепчет женщина, тыча мне локтем в ребра, чтобы я замолкла, хотя вообще-то я не произнесла ни слова. Женская секция немедленно затихает. Я снова пытаюсь высмотреть что-нибудь в щелочку в перегородке, но десяток женщин оттесняет меня, чтобы добраться до того же отверстия, так что мне в итоге приходится коленом расчистить себе место в давке у переднего края. Внизу море мужчин раздвигается, давая дорогу ребе, и ему оставляют немного пространства в толпе, которая надвигается на него со всех сторон из-за