Неоконченный маршрут. Воспоминания о Колыме 30-40-х годов - [86]

Вся возня с устройством ночлега, костром и ужином занимает совсем мало времени. После этого ты подкладываешь в костер дровишек потолще, укрываешься суконным одеялом и прямо в телогрейке на постели из веток быстро засыпаешь безмятежным сном, не нарушаемым сновидениями. Суконное одеяло спасает твою ватную телогрейку и тебя от искр, выбрасываемых костром, когда горящие поленья, потрескивая, «стреляют», и ты не рискуешь превратиться в факел, когда телогрейка затлеет от искры, а потом задымит. Кроме того, то же одеяло спасает тебя от дождя или от снега, которых ты даже не почувствуешь, продолжая мирно спать, а телогрейка не даст тебе продрогнуть.

Но если ночь выдается особенно холодной, твой сон автоматически прервется, ты встанешь, подложишь дров, погреешься немного у вновь запылавшего костра и уляжешься опять досматривать сны, которых опять не увидишь.

Утром, опять заправившись полужидкой манной кашей, напьешься чаю и вновь пойдешь на сопку, чтобы продолжить свой маршрут, опять будешь искать проявления полезных ископаемых, искать окаменелые остатки морских животных, главным образом моллюсков, живших на Земле сотни миллионов лет назад, будешь описывать горные породы, по щебню которых ступают твои ноги, искать их коренные выходы — скалы, чтобы определить, как они залегают, куда простираются, протягиваются их пласты, и куда и под каким углом они падают. Будешь на карту наносить точки твоих геологических наблюдений.

Потом в условленной вчера при расставании с Шинкаренко точке ты вновь его встретишь и вновь услышишь звуки человеческой речи, от которой за сутки уже и отвыкать стал. Затем продолжишь маршрут с ним и будешь вести те же наблюдения, а он будет помогать тебе в этом по мере своих сил и умения.

Новую ночь проведешь с ним, устроившись по обе стороны от костра. Будет лучше, потому что не каждый раз, когда прогорят дрова, будешь просыпаться ты, чтобы подложить их еще.

Первый снег. Наша обувь

Он выпал в том году в ночь с 22 на 23 августа. Мы с Шинкаренко проделывали тогда, все так же вдвоем, последний маршрут по левому берегу Бахапчи, пролегавший по водоразделам ручья Осинового. Заночевали мы в одной из седловин у истоков этого ручья. Было пасмурно и довольно тепло. Ничто не предвещало близкого снегопада. Скорее можно было опасаться дождя.

Проснувшись и откинув от лица одеяло, я удивился, увидев расстилавшуюся вокруг пушистую пелену, покрывающую все вокруг: и зеленые еще ветки лиственниц, и кусты кедрача, валежины, камни и мох, ягель. Снег меня не испугал — я знал, что он очень скоро растает, что это еще не «настоящий», не зимний снег, а что-то вроде репетиции, но перспектива шагать по снегу сегодня была не из приятных, потому что на ногах у нас обоих были литые резиновые или, вернее, каучуковые синтетические чуни, модернизированные нами. А в этой обуви ходить по снегу холодно.

Литые синтетически-каучуковые чуни пользовались во время войны и до войны популярностью у полевиков из-за того, что они легки, прочны, не скользят на наклонных поверхностях крупных гранодиоритовых и реже гранитных глыб, как обувь на кожаной подошве, да еще с железными подковками. Главной же причиной этой популярности было отсутствие какой-либо другой подходящей обуви для полевиков. До войны также пользовались популярностью так называемые ичиги — кожаные сапоги с мягкой тонкой, тоже кожаной подошвой с пришитыми к задникам шнурками из сыромятной кожи для обвязывания у щиколоток. Но их я знаю главным образом понаслышке, потому что при мне они были всегда дефицитом. Я знаю, тоже понаслышке, что они быстро протирались и требовали постоянной и очень частой смены головок. К ним всегда полагалось иметь запасные сменные головки. За все время работы на Колыме (за четверть века) я только раз получил одну пару ичигов и то без запасных головок.

Другая же обувь, сапоги, особенно с кожаной подошвой, или ботинки, неудобны тем, что кожаные подошвы на камнях горных склонов изнашиваются очень быстро и могут служить не более 5–6 дней, после чего требуют смены подметок и набоек. Кроме того, они скользят на наклонных поверхностях крупных камней, и ходящий в них постоянно падает, отбивая о камни бока и рискуя убиться совсем. Особенно трудно ходить в них после или во время дождя, когда намокает покрывающий камни лишайник. Лучше ходить в резиновых сапогах, но в них в самую жаркую погоду ноги все время мокрые, что тоже очень досаждает. Кроме того, они, как, впрочем, и кожаные сапоги, тяжелы. Хождение в них утомляет раньше времени.

Но резиновые чуни тоже имеют недостатки, которых не меньше, чем достоинств. Они почему-то изготовлялись всегда одного «фасона» — остроносые, симметричные. Они были бы по ноге воображаемому человеку, у которого большой палец на ноге был бы расположен на месте среднего, а на месте большого был бы второй мизинец. А нормальным людям приходилось подбирать их на два номера больше, чем им положено по размеру ноги. Иначе они очень давят, выворачивают большой палец, и в них просто нельзя ходить, не рискуя лишиться ног.

Такой обувью были снабжены мы и в описываемое лето. Но чуни были малы. Ходить в них было невозможно. Но голь на выдумки хитра. Додумались и мы до модернизации этой обуви. Сообразили, что если на каждой чуне против большого пальца и против мизинца сделать по два горизонтальных разреза длиной 2,5–3,5 см на расстоянии 8–10 мм от другого, то образуются каучуковые полоски, приобретающие при этом способность растягиваться. Это позволяло носить тесные чуни, которые раньше невозможно было надеть.