Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том I - [19]

Затем он повернулся к Шуйской:

– Катя, новокаин!

– Уже принесли, вот шприц, – и она подала Борису 20-граммовый шприц, наполненный новокаином.

Алешкин тщательно обезболил окружность раны, мышцы, оба листка плевры, межреберные нервы между 3-м, 4-м и 5-м ребрами, израсходовав около 300 грамм новокаина. Сделал соответствующий разрез, снял бесполезные швы, перекусил два ребра кусачками, отодвинул их, быстро нашел рану в верхней доле правого легкого, корнцангом извлек осколок и…

Не будем описывать весь ход операции, скажем только, что она закончилась вполне благополучно, и что капитан Власенко оказалась очень толковой помощницей.

Когда Борис для осушения полости плевры потребовал тампоны, Катя подала ему новенький отсасывающий аппарат, которым полость был осушена в течение 2 минут. (Борис невольно подумал: ишь, как хорошо, мы бы с этим осушением провозились минут 10). Ушитое легкое и полость плевры присыпали белым стрептоцидом, а через несколько минут рана была зашита. Борис облегченно вздохнул. Одновременно он услышал голос Фомина.

– Спасибо, доктор, как мне стало легко дышать!

– Это хорошо, но ты, старшина, должен молчать, лежать спокойно, не курить и обязательно слушаться доктора, который будет тебя лечить. – При этом Борис показал на Власенко и вышел в предоперационную.

Мария Сергеевна проследила за тем, как перевязочная сестра накладывала на грудь раненого тугую повязку. Катя Шуйская убирала инструменты, передавая запачканное дружиннице для мытья, а в предоперационную вышли Журкина и неизвестно когда появившиеся Минаева и Батюшков.

Минаева сказала:

– Ну, Борис Яковлевич, теперь я за наш госпиталь спокойна. С таким ведущим хирургом, как вы, мы справимся с любым ранением! Между прочим, я первый раз видела, чтобы такую сложную операцию делали под местной анестезией.

Борис закурил и устало произнес:

– Я ученик Александра Васильевича Вишневского, и все операции в медсанбате делал только под местным обезболиванием.

Так началась жизнь и работа Бориса Яковлевича Алешкина в 27-м полевом госпитале.

Самые разные по тяжести и сложности операции придётся ему еще сделать. Далеко не все они окончатся так благополучно. Но в этом и будет заключаться его жизнь.

Оставим на время его и перенесемся в другое место, находящееся далеко-далеко от Волховского фронта.

Глава четвертая

Посмотрим, как это время, то есть с июня 1941 года по сентябрь 1943 года, прожила семья Бориса Алешкина, оставленная им в далекой от него Кабарде, станице Александровке.

Катя проводила Бориса до станции Майская и посадила в поезд, следующий в город Нальчик. Она крепилась до самого последнего момента, и лишь когда он, поцеловав ее, прыгнул на ступеньку вагона тронувшегося поезда, она не сдержалась и заплакала.

Так и стояла она на перроне, махая удалявшемуся поезду рукой, не вытирая струившихся по ее щекам слез.

О чем она плакала, что ее огорчило, она и сама не могла бы ответить. В то время она даже и представить себе не могла всей тяжести своей будущей доли, того, что придётся испытать ей самой, ее маленьким детям, да и ее мужу. Она даже и о времени разлуки с Борисом не думала.

Как многие люди нашей страны, она полагала, что успехи, достигнутые фашистскими войсками в первые дни войны, захват пограничной территории и нескольких городов – дело временное, случайное, явившееся следствием вероломного нарушения Гитлером и его кликой мирного соглашения между СССР и Германией. И что как только Красная армия нанесет свой сокрушительный удар, фашисты будут немедленно разбиты, побегут вспять и, может быть, через несколько месяцев война закончится полной победой, а в Германии и странах, вступивших с ней в союз, произойдет-таки наконец пролетарская революция и установится советская власть.

Ведь произошло же так в Латвии, Эстонии и Литве, вернулись же в состав Советского Союза Западная Украина и Западная Белоруссия, да и военный конфликт с Финляндией закончился полным разгромом последней, хотя ей и помогали капиталистические страны.

Очевидно, так произойдет и сейчас. Война закончится в течение нескольких месяцев, ее Борька вернется целым и невредимым домой и, наконец-то, они заживут по-настоящему семьей.

Ведь им еще и жить-то вместе почти не довелось, только во Владивостоке. А затем в Армавире и Краснодаре больше врозь жили, то он работал на такой работе, которая была связана с постоянными командировками, то работал и учился. Его целыми днями дома не было, да она и сама работала с утра и до ночи. Затем он на 4 месяца уехал учиться в Москву, и только вот каких-нибудь последних полгода у них началась нормальная семейная жизнь.

За жизнь мужа Катя особенно не опасалась: он медик-хирург, будет служить в каком-нибудь госпитале, а это ведь значительно менее опасно, чем, если бы он, как и раньше, оставался строевым пехотным командиром.

За жизнь своей семьи, полностью оставшейся на ее попечении, она тоже особенно не волновалась. Тем более сейчас, когда Борис оставил ей почти все полученные при расчете деньги, что-то около 500 рублей.

Она тоже будет работать. Да и огородик свой есть, какую-нибудь скотинку заведем, так что не пропадем.