Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 5. Том I - [21]

Хорошо еще, что пока, при быстром сокращении продтоваров в сельпо, удавалось добывать кое-что через завскладом завода Прянину, жену бывшего секретаря партячейки (ее муж тоже был на фронте).

Да и со своего огородика уже кое-что удавалось получить. Хуже было с одеждой. Ведь ребята совершенно обносились, пока Борис учился. Надеялись постепенно их одеть после окончания им института, а тут сразу его новая учеба, а за ней через полгода война. Так детишки и остались в старом, из которого выросли, да оно уже и износилось до невозможности. На починку, стирку и штопку ее уходила значительная часть ночи. Хорошо еще, что летом, в жару, младшие бегали в одних трусиках. Но ведь приближалась осень, холода. Нужно было подумать и об одежде для Элы. Ведь с 1 сентября она пойдет в школу, да и младших надо немного приодеть. Ведь они в детсад ходят. Пришлось все полученные деньги израсходовать на это дело. В сельпо мануфактуру вымело, как метлой. Почти ничего не удавалось купить в магазинах Майского. Единственный источник – базары в Муртазово и в Майском, где можно было кое-что купить с рук, конечно, по баснословным ценам.

А тут на Катю свалились новые несчастья: возобновил свои настойчивые нахальные ухаживания директор завода Текушев, да к нему присоединился и главный бухгалтер Танчиянц, спасибо еще, что за нее заступались работники НКВД, а также райкома партии. Оба эти «ухажера» вымещали свою злобу и неудачу на ней, притесняя ее всякими мелкими придирками на работе, взваливанием на нее все новых и новых обязанностей, затрудняя ей получение какого-либо снабжения с завода.

Единственным местом отдыха для нее в это время был роддом. Матрена Васильевна и Елизавета Васильевна относились к ней добросердечно, сочувствовали ей и помогали чем могли.

Да и в станице, неизвестно откуда повыползали старые казаки, сидевшие до войны тихо и не подававшие голоса, и теперь Катя, как «иногородняя», да еще способствовавшая «угону» их сыновей на фронт, как завотделом кадров, встречала все более и более враждебное отношение.

Почему-то стал ее недругом и фельдшер Чинченко, которого в свое время сменил ее муж и который теперь опять стал заведующим врачебным участком. Он старался при каждом удобном случае чем-либо ее притеснить.

Это началось чуть ли не с первых дней отъезда Бориса и с каждым последующим днем, к сожалению, свидетельствующим все о больших неудачах Красной армии, это враждебное отношение к ней со стороны Чинченко и зажиточных станичников все возрастало. Одним из проявлений этой враждебности явились и уход из дома Нюры (дочери одного из богатых казаков, служившей ранее домработницей), и отказы в продаже даже самых необходимых продуктов – молока, яиц и т. п.

Конечно, в своих письмах, которые Катя продолжала аккуратно писать Борису, ни о каких своих горестях она не писала, а сообщала, что все идет хорошо и живут они вполне удовлетворительно. Кстати сказать, из всех этих писем Борис получил только два.

Он тоже, несмотря на все свои «похождения» и огромную трудную работу, свалившуюся так неожиданно на еще малоподготовленного врача, писал ей не реже раза в месяц. Но связь с Ленинградом была уже прервана полностью, и из всех этих писем только к концу декабря 1941 года Катя получила одно. Из него она узнала, что Борис находится в Ленинградской блокаде, хотя он прямо не писал, но иносказательно дал понять ей об этом.

А тут вскоре в Александровку прибыли эвакуированные из блокадного Ленинграда семьи и несколько ребят из детдома. Конечно, директор завода заботу об устройстве этих людей возложил на Екатерину Петровну Алешкину. Расселение их по домам станичников и на заводе создало дополнительные заботы в Катиной жизни. Кроме того, один из прибывших ребят тяжело заболел, и пришлось Кате бросить своих детей на произвол судьбы, везти его для лечения в город Орджоникидзе.

Все эти заботы подорвали Катино здоровье, нарушился обмен веществ, появились фурункулы, а лечения в амбулатории получить не удавалось. Пришлось ограничиваться своими домашними средствами и основательно помучиться.

Подняло дух сообщение о разгроме немцев под Москвой. Прочитав известие об этом в газетах, услышав его по радио, такие, как Алешкина, Прянина и многие из жителей станицы, конечно, беднейшей ее части, стали надеяться, что этот разгром явиться поворотным пунктом в войне, что теперь немцы побегут, и что их мужья скоро вернутся домой. Прижали головы и те злопыхатели, которые до этого времени уже буквально не давали прохода «иногородним». Так, в довольно радостной, хотя и бедной обстановке, встретила семья Алешкина новый, 1942 год. И хотя по продолжавшим прибывать эвакуированным Катя видела, в каком истощенном состоянии они находятся, она надеялась, что ее Борис, как служащий Красной армии, питается лучше. Все-таки она собрала кое-какие продукты и отправила ему посылку. Конечно, она и не предполагала, что эта посылка может не дойти.

Начало 1942 года обещало облегчение стране, а, следовательно, и такому далекому тылу, в каком находилась станица Александровка. Сведения, сообщаемые в газетах и радио, показывали, что после декабрьского разгрома фашистов под Москвой, Красная армия продолжает развивать наступление и уже сумела отогнать врага от столицы на несколько сот километров. Но, тем не менее, положение со снабжением населения в тылу, даже самыми необходимыми продуктами, не улучшалось.