Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II - [99]

– Не сейчас! Я на минутку забежала с дежурства… Через час я сменюсь и тогда приду. Честное слово, приду! Пусти меня… Задушишь!

Борис вновь обрушил лавину поцелуев на это личико, ставшее сразу таким милым и желанным, но разжал руки и прошептал:

– Хорошо, иди. Я буду ждать!

Катя Шуйская, а это, как вы догадались, была она, ответила:

– Я же дала честное слово! – И выскользнула из домика. Прошел час… Она пришла.

Надолго запомнилась Борису эта ночь. Эта маленькая женщина, эта девчонка обладала такой невиданной Борисом ранее страстностью, что он опомнился только тогда, когда за ней закрылась дверь, а на улице забрезжил рассвет.

С тех пор довольно часто на час или два в домике командира 24-го медсанбата появлялась маленькая Катюша, и на все это время Борис, находясь в объятиях этого юного существа, забывал обо всем на свете.

Кроме нее, ее тела и ее огненных ласк он ничего не видел и не мог ни о чем думать!

Зато все остальное время комбат и старшая операционная медсестра Шуйская держались настолько официально, что никто даже и заподозрить не мог о том, что произошло между ними.

Это было категорическим требованием Кати.

– Никто не должен знать, что между нами что-то есть. И ты, Боренька, не должен ни перед кем хвастаться своей победой и никому о ней не рассказывать. Это моя просьба, это мое требование! И если хочешь – мой приказ! И если ты его нарушишь, то я с тобой больше никогда встречаться не буду. Так и знай!

И Борис подчинился этому приказу-просьбе…

И кажется никто, или почти никто, ничего действительно не знал и не подозревал об этой связи долгое время.

Вероятно, что-то подозревал Игнатьич, исчезавший из дома, как только в него входила Катя, и пропадавший по нескольку часов, а иногда и по целой ночи у своих друзей-хозяйственников. Знала о Катиных свиданиях и ее закадычная подруга Аня Соколова, оставшаяся работать в медсанбате и не пожелавшая вернуться в ансамбль песни и пляски дивизии. Она была неплохой перевязочной медсестрой, и поэтому ее с удовольствием оставили. Но она свято хранила тайну, доверенную ей Катей.

Борис еще не разобрался в своих чувствах к Шуйской. Он не решался назвать страсть, которую она в нем возбуждала, любовью.

Он радовался встречам с нею, а, будучи легковозбудимым человеком, во время этих встреч сам горел тем же огнем, которым, очевидно, была полна она. Все же он понимал, что это была ненастоящая любовь. Но отказаться от нее не мог.

Глава шестая

Через несколько дней Алешкин, полностью оправившись от приступа гипертонической болезни и получив от Прокофьевой массу наставлений о правильном режиме, в том числе рекомендации о прекращения курения и необходимости отказа от «наркомовских» ста грамм, а также о сокращении рабочего дня до возможно минимальных пределов, забыв все эти благие наставления, вновь впрягся в свою нелегкую работу.

Правда, нагрузка на него, как, впрочем, и на всех медсанбатовцев, как он и предполагал, значительно снизилась. Переезд медсанбата завершен. Он находился теперь в более спокойном и тихом месте. Ни бомбежки, ни артналеты его не тревожили. Поступление раненых из частей дивизии, находившихся в спокойной и твердой обороне, стало очень небольшим, в сутки оно не превышало 15 человек. Следовательно, график установленных в оперблоке дежурств хирургических бригад, хотя и строго выполнялся, фактически был формальным. Многим в период своего дежурства не пришлось обработать ни одного раненого. Конечно, отдыхал и весь остальной личный состав батальона.

Мы уже говорили, что через неделю стояния медсанбата на новом месте в него прибыл новый комиссар Федоров. Познакомившись с Алешкиным, он воспользовался относительно спокойным положением в батальоне, чтобы развернуть работу среди личного состава. Это был молодой и, несмотря на перенесенное тяжелое ранение, очень живой и энергичный человек. Быстро сошелся он со всем личным составом батальона и как-то незаметно, в течение очень короткого времени приобрел авторитет и у врачей. И что было особенно важно, у так называемых столпов медсанбата – Прокофьевой, Бегинсона и Сангородского. Быстро подружившись с Алешкиным, Федоров умел так тактично и незаметно исправлять иногда немного поспешные и горячие распоряжения и поступки Бориса, так неназойливо, но в то же время достаточно твердо проводил свою партийную линию, что Алешкин за все время их совместной работы и дружбы ни разу не поссорился с ним и даже ни разу не возразил против коррективов, вносимых комиссаром в его приказания.

Федоров сумел так себя поставить, что он всегда и обо всем знал, что он вовремя, именно вовремя, вмешивался в тот или иной назревавший конфликт или неполадку, и или сам, или с помощью привлеченных им коммунистов исправлял положение. В этот период времени в медсанбате создалась самая дружеская, самая рабочая и благожелательная атмосфера. Во многом этому способствовало и то, что батальон находился в относительно спокойной обстановке, но как показало будущее, такое положение сохранилось и помогло четкой работе медсанбата и в будущих боевых операциях.

Пользуясь затишьем, Федоров решил возобновить, а точнее, начать регулярные занятия со всем личным составом. Помимо ежедневных сводок Совинформбюро и чтений сообщений из армейской газеты, которые Федоров при помощи выделенных им из числа коммунистов и комсомольцев агитаторов проводил среди медсанбатовцев и среди раненых, он решил создать три кружка по изучению «Краткого курса истории партии». Одним из таких кружков, объединявших всех врачей и старших медсестер, он поручил руководить Алешкину.