Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II - [98]

Между тем Алешкин уже не слышал последних слов Клавы, он почему-то сразу же заснул.

Вечером его навестила Прокофьева, вновь измерила давление и успокоила его, сказав, что оно начало снижаться. Затем ему пришлось выдержать еще один укол от Клавы, и он опять погрузился в сон. За все это время он ничего не ел, лишь выпил несколько стаканов чая и принимал порошки, присланные из аптеки.

Весь этот день и вечер никто из работников медсанбата к нему не приходил, по-видимому, все соблюдали строгое предписание Зинаиды Николаевны о необходимости полного покоя больному, и охрана в лице Игнатьича к нему никого не допускала.

Так прошел и второй день. Борис чувствовал себя вполне сносно и был готов встать и приняться за свои хлопотные дела, а их, несмотря на то, что раненых поступало мало, было еще вполне достаточно.

Измеряя давление дважды в день, Прокофьева потребовала, чтобы Борис вылежал еще, по крайней мере, два дня. А чтобы ему не было скучно, принесла книжку, неизвестно кем откопанную в каком-то брошенном и разрушенном доме одного из рабочих поселков, в которых в свое время собирали строительный материал санитары батальона.

Это был роман Вальтер Скотта «Айвенго». Книжка была затрёпана и зачитана чуть ли не до дыр. Нескольких страниц не хватало, ну а Алешкина, уже год не читавшего никакой художественной литературы (газеты-то и то читались весьма нерегулярно), эта книга прямо-таки оживила. С увлечением переживая события, происходящие с героями романа, он забыл о своей трудной работе и тех неотложных делах, которые необходимо доделывать. Это сразу же сказалось на его состоянии. Через день, вечером, после внимательного прослушивания и измерения давления Зинаида Николаевна сказала:

– Ну, Борис Яковлевич, вы у меня молодцом. Аритмии нет. Тоны сердца стали чище. Давление снизилось почти до нормы, завтра утречком еще раз проверим, и, если все будет также, то можете встать и часа два-три заниматься делами. Но входить в операционную пока я вам не разрешу. Потерпите еще несколько дней. Колоть магнезию больше не будем. Я скажу Клаве, чтобы не приходила. А порошки надо пить еще недели две. Спокойной ночи.

После ужина Борис снова принялся за «Айвенго». Джек, как всегда, когда никого постороннего не было в доме, перебрался со своей подстилки к кровати хозяина и дремал, положив голову на лапы. Игнатьич ушел на кухню, чтобы помыть посуду и заодно поболтать со своими приятелями. Было тихо. Солнце уже зашло. В крошечной комнатке, которая служила Алешкину спальней, потемнело, он отложил книжку на столик, приделанный к окошку.

После беспрерывного воя немецких самолетов, свиста и разрывов бомб, громкого тявканья зениток и стрельбы крупнокалиберных пулеметов во время воздушных боев, которые в течение предыдущих 15 дней постоянно велись над медсанбатом, здесь, на этом новом месте, было странно тихо. Где-то вдали, как гром какой-то далекой грозы, погромыхивали пушки, временами вспыхивал горизонт от далеких разрывов, напоминая зарницу.

Даже шума приезжавших и уезжавших автомашин не было слышно.

Избушка комбата находилась в самом центре расположения батальона, вдали от подъездных путей, в 15–20 шагах от операционно-перевязочного блока и ближе всех к малой операционной, где Борис предполагал нести дежурство наравне с другими хирургами.

Наслаждаясь тишиной и тем, что все неприятные ощущения, которые тревожили Бориса несколько дней, наконец-таки его оставили, он отдыхал.

Ни головокружения, ни головной боли не было, прошло и то сонливое состояние, в котором он находился в последнее время.

Невольно он задумался о работе медсанбата. Очевидно, в течение ближайшего времени поступление раненых не увеличится, и он будет иметь возможность более серьезно заняться хозяйственными делами подчиненного ему подразделения. А их накопилось много. Возникал вопрос не только об улучшения жилья для личного состава, но и реконструкции лечебных помещений. Погруженный в эти мысли Борис начал медленно задремывать…

Вдруг тихонько скрипнула дверь в комнатке Игнатьича.

«Наверно, пришел старик, сейчас ляжет и захрапит… Мне тоже спать хочется…» Борис продолжал лежать неподвижно и закрыл глаза. Руки закинул за голову. Он услышал, как застучал хвостом Джек, а затем встал и направился на свою подстилку. Борис не пошевелился, ему было легко и приятно так лежать, когда все его недомогания кончились.

Вдруг он почувствовал на своих губах чьи-то твердые горячие губки и одновременно ласковое прикосновение маленьких ладошек к своим щекам… Это было приятно… Он решил притвориться спящим. Вслед за тем он почувствовал, что кто-то присел на его кровать рядом с ним, последовал новый поцелуй, и чье-то маленькое твердое тело прижалось к его груди. Тут он не выдержал. Его руки мгновенно описали полукруг, крепко сжали прильнувшее к нему тельце, а жадные губы блуждали по всему милому лицу, покрывая поцелуями глаза, щеки и губы, эти твердые горячие губы. Все попытки девушки вырваться из его объятий не привели ни к чему. Ее сопротивление вдруг ослабело, а тело стало податливым и покорным. Однако она передвинула своё лицо так, что ее губы очутились около уха Бориса и ласково шепнула: