Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II - [65]
Раненые в череп и в лицо обычно в батальоне не задерживались, им в сортировке поправляли повязки, делали инъекции обезболивающих средств, если было возможно, подавали чай с молоком, затем погружали на автомашины эвакопункта и направляли в специальные госпитали. Часто таких раненых даже не снимали с машин, а просто перегружали в машины эвакопункта.
Но вернемся к малой операционной, где сейчас командует Алешкин. Он уже давно, еще в период работы под Ленинградом, когда был еще командиром медроты, сразу же после ликвидации перевязочной изменил порядок работы этого отделения перевязочного взвода.
На 4 стола, стоявших в малой операционной, в том отделении палатки ДПМ, которая занимала 4/5 ее, укладывались более тяжелые лежачие раненые. Для тех, кто был ранен легко и свободно передвигался сам, с внутренней стороны перегородки были установлены две-три скамейки, и раненые, полураздетые в предоперационной, рассаживались на них. Обычно их было 6–8 человек. К ним прикреплялись две перевязочные сестры. После снятия имевшихся у них повязок, их осматривал старший хирург бригады, Картавцев, Дурков или Алешкин. В данном случае это был Борис. Осмотрев каждого из сидящих, в большинстве своем требовавших только незначительной очистки раны и перевязки дезинфицирующим раствором или мазью Вишневского, он давал соответствующие указания медсестрам или второму врачу, который ему помогал. Последнее время таким врачом довольно часто бывал командир медроты Сковорода. Он все более и более приобщался к хирургии. Так было и в этот день. Поэтому Алешкин, осмотрев каждого из сидящих на скамейке, рассказал ему, что нужно сделать. Кого из них можно оставить в команде выздоравливающих, а кого нужно эвакуировать в эвакопункт для долечивания в госпитале. При таком беглом осмотре, конечно, не исключались ошибки, но он позволял быстро пропустить через малую операционную большое количество раненых, обработать их и переправить на следующий этап эвакуации. Поэтому на территории 24-го санбата даже при значительном наплыве раненых не создавалось толчеи около малой операционной. Легкораненые не бродили между палатками, а находились в сортировке, в палатках команды выздоравливающих или в эвакопалатке. Правда, за этим особенно тщательно следил командир сортировочного взвода Сангородский. Облегчало это положение и то, что он мог подать в малую операционную сразу 12–14 человек, больше, чем может доставить одна санитарная машина. Обработка таких легкораненых занимала сравнительно мало времени, и они быстро сменялись вновь прибывшими.
Пока Алешкин осматривал сидящих на скамейках, две перевязочных сестры (часто это были просто сандружинницы) с помощью санитаров разбинтовывали тех, кто был доставлен на носилках. За их действиями наблюдала операционная сестра. Она была настолько опытной, что, только взглянув на рану, заранее готовила почти все нужные инструменты. Такие сестры, как Наумова или Шуйская, ошибались редко, и поэтому Борис с ними работать любил.
Правда, иногда случалось и так, что, осмотрев кого-либо сидевших на скамейке, Алешкин приказывал прикрыть его рану, а самого немедленно уложить на носилки. Но такое случалось относительно редко. Чаще тут срабатывал большой опыт и прямо какая-то интуиция Льва Давыдыча Сангородского, который еще в сортировке (где повязки не снимались), осматривая вновь прибывших раненых и определяя очередность их направления в операционные, посмотрев какого-нибудь, на вид как будто чуть ли не совсем здорового, бойкого паренька, вдруг говорил своей помощнице, фельдшерице Горбатовой:
– А ну-ка, вколите ему пару кубиков морфия и уложите на носилки. А ты, брат, не шебуршись, лежи, коли велят.
И действительно, у этого эйфорически возбужденного раненого оказывалось серьезное ранение, иногда с повреждением жизненно важных органов. Ошибался Сангородский очень редко.
Осмотрев легкораненых, Борис подходил к столам, быстро осматривал лежавших на них, обычно это бывали раненые с раздроблением костей конечностей, с открытыми переломами, с рваными, обширными ранами мягких тканей тела и конечностей, иногда со жгутами, что говорило о бывшем большом кровотечении. После осмотра он устанавливал очередность операций и снова отправлялся мыться. Пока он обходил лежавших на столах, мылась его помощница, старшая операционная сестра. Вымыв руки и одев стерильный халат и маску, Борис подходил к первому из назначенных на операцию, обычно это был раненый со жгутом. Жгут, конечно, снимался и накладывался повторно только в том случае, если из ран начиналось чересчур обильное кровотечение.
Получив из рук операционной сестры необходимый инструмент, он приступал к ревизии раны, часто их было несколько.
Теперь, в августе 1942 года, после года работы, у Алешкина за плечами имелась уже не одна тысяча прооперированных им раненых. В начале работы с каждым раненым он испытывал вполне понятное волнение (каждый человек на все реагирует по-своему, а раненый тем более. Каждая новая рана, несмотря на кажущееся однообразие, своеобразна и может преподнести сюрприз, иногда очень грозный). Как же тут не волноваться? И все-таки его действия были уже совсем не такими, прямо скажем, бестолковыми и бессистемными, как год назад.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма.Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
Впервые в отечественной историографии предпринята попытка исследовать становление и деятельность в Северной Корее деспотической власти Ким Ир Сена — Ким Чен Ира, дать правдивую картину жизни северокорейского общества в «эпохудвух Кимов». Рассматривается внутренняя и внешняя политика «великого вождя» Ким Ир Сена и его сына «великого полководца» Ким Чен Ира, анализируются политическая система и политические институты современной КНДР. Основу исследования составили собранные авторами уникальные материалы о Ким Чен Ире, его отце Ким Ир Сене и их деятельности.Книга предназначена для тех, кто интересуется международными проблемами.
Издательство «Азбука-классика» представляет книгу об одном из крупнейших писателей XX века – Хулио Кортасаре, авторе знаменитых романов «Игра в классики», «Модель для сборки. 62». Это первое издание, в котором, кроме рассказа о жизни писателя, дается литературоведческий анализ его произведений, приводится огромное количество документальных материалов. Мигель Эрраес, известный испанский прозаик, знаток испано-язычной литературы, создал увлекательное повествование о жизни и творчестве Кортасара.
Наконец-то перед нами достоверная биография Кастанеды! Брак Карлоса с Маргарет официально длился 13 лет (I960-1973). Она больше, чем кто бы то ни было, знает о его молодых годах в Перу и США, о его работе над первыми книгами и щедро делится воспоминаниями, наблюдениями и фотографиями из личного альбома, драгоценными для каждого, кто серьезно интересуется магическим миром Кастанеды. Как ни трудно поверить, это не "бульварная" книга, написанная в погоне за быстрым долларом. 77-летняя Маргарет Кастанеда - очень интеллигентная и тактичная женщина.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.