Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II - [66]
Теперь, приступая к осмотру и вмешательству, он почти всегда был точен, а его действия безошибочными. Это позволяло ему быстро находить и устранять самые опасные места в ране. Используя указания фронтовых и армейских хирургов, а также свой опыт (он часто думал, что год хирургии в действующей армии дал ему столько опыта, сколько он не накопил бы и за 10 лет мирной жизни), он удалял все инородные тела из раны, иссекал все безжизненные, размозженные участки тканей, перевязывал поврежденные сосуды, удалял мелкие части раздробленных костей и бережно складывал вместе крупные. Вводил противогангренозную сыворотку в рану, промывал ее риванолом и, убедившись, что рана не кровоточит, поручал своему помощнику, который к этому времени освобождался, наблюдать за наложением повязки на рану и проводить иммобилизацию конечностей шиной. Тот и руководил действиями перевязочных сестер и санитаров, а Борис направлялся к следующему столу, около которого его ждала операционная сестра. Разумеется, всем перечисленным манипуляциям ранее предшествовала тщательная местная анестезия. То же Борис рекомендовал делать и Сковороде, когда ему приходилось обрабатывать маленькие раны у легкораненых или извлекать кусочки дерева, осколки или просто куски кожи или мышц где-нибудь на пальце руки или ноги.
Кроме перечисленных действии, Борису, как и любому другому хирургу, руководящему бригадой, надлежало продиктовать писарю, сидевшему у стола в предоперационной, все, что следовало занести в операционный журнал и карточку передового района. При обработке легкораненых делал то же самое его помощник. Обычно на время наплыва раненых на должность таких писарей снимались работники штаба медсанбата или грамотные бойцы из команды выздоравливающих.
Как только из малой операционной под водительством санитара выходила группа легкораненых и направлялась в соответствующие палатки, а затем выносился и лежачий из сортировки, приводилась новая партия ходячих и приносился очередной лежачий. Так делалось все время, пока в сортировке находились раненые.
В этот день поток их не прекращался.
Бригада Алешкина с участием Сковороды, начав работу с 14:00, работала без остановки почти до 24 часов. Затем их сменила бригада Картавцева. Впоследствии выяснилось, что бригада Бориса сумела обработать более 120 человек раненых, в том числе около 40 лежачих.
Этим подсчетом занимался Сангородский, он говорил, что это был рекорд медсанбата.
Борис договорился с Картавцевым, что если будет такой же наплыв раненых, то он его сменит часов в 8 утра. От Картавцева Борис узнал, что Бегинсон прооперировал 8 «животов», и что сейчас его сменила Иваницкая.
Выйдя из палатки малой операционной и вдохнув свежий чистый лесной воздух, Борис едва не свалился. Десятичасовая напряженная работа в операционной, от которой он за время своего начсандивства немного отвык, очень утомила его. Пошатнувшись, он невольно облокотился на стоявшую около тропки, протоптанной санитарами и ранеными, березку.
В этот момент он услышал тихий голос и почувствовал, как чьи-то маленькие руки, упираясь в его спину, пытаются поддержать его.
– Товарищ комбат, вам плохо? Что с вами? Алешкин узнал голос Шуйской.
– Ничего, это просто от свежего воздуха, сейчас пройдет. Вот закурю, и пройдет, ведь десять часов не курил.
– Может, вас проводить? А курить-то вам не надо, еще больше ослабнете. Надо бы чаю крепкого.
– Ничего, ничего. Чай Игнатьич, поди, приготовил… Я сам дойду. Иди, отдыхай, тоже 10 часов без перерыва работала.
– А я и не устала вовсе, еще могла бы, да Елизавета Васильевна прогнала, – задорно ответила Шуйская и скрылась за ближайшими кустами, отделявшими палатку малой операционной от небольшого барака, в котором жили операционные и перевязочные сестры.
Борис все-таки закурил. Почувствовал себя бодрее и направился к своему домику.
Каково же было его удивление, когда, открыв доверь, он не был встречен повизгиванием Джека и не увидел ни огонька на столе, ни Игнатьича. Более того, он не увидел даже своих вещей, не было ни книжек, которые он возил с собой все время и которыми часто пользовался. Они всегда стояли на маленькой полочке, укреплявшейся на стене землянки или домика. Не было и его постели. Все это Борис успел разглядеть при свете зажженной спички. Вот чертов старик, подумал Алешкин, все-таки все унес на новое место, теперь тащись туда, а это опять почти полкилометра. Не пойду! Лягу здесь на топчан и просплю до утра. И Алешкин, раздосадованный и разозленный на Игнатьича, закуривая новую папиросу, подошел к топчану и прилег на него. Но без матраца и подушки лежать было плохо. Кроме того, очень хотелось снять сапоги. За 10 часов непрерывного топтания ноги отекли (теперь, после блокады, ноги стали отекать довольно часто), хотелось есть и пить. И Борис, мысленно еще раз выругав Игнатьича, встал, вышел из домика и побрел к своему новому жилищу.
Хорошо, что он знал дорогу и уже умел ориентироваться в лесу. На улице было совсем темно, хотя в вышине и мерцало множество звезд.
Наконец Борис очутился на пороге своего нового жилища. Джек его встретил радостным повизгиванием и бросился к нему на грудь.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма.Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
Впервые в отечественной историографии предпринята попытка исследовать становление и деятельность в Северной Корее деспотической власти Ким Ир Сена — Ким Чен Ира, дать правдивую картину жизни северокорейского общества в «эпохудвух Кимов». Рассматривается внутренняя и внешняя политика «великого вождя» Ким Ир Сена и его сына «великого полководца» Ким Чен Ира, анализируются политическая система и политические институты современной КНДР. Основу исследования составили собранные авторами уникальные материалы о Ким Чен Ире, его отце Ким Ир Сене и их деятельности.Книга предназначена для тех, кто интересуется международными проблемами.
Издательство «Азбука-классика» представляет книгу об одном из крупнейших писателей XX века – Хулио Кортасаре, авторе знаменитых романов «Игра в классики», «Модель для сборки. 62». Это первое издание, в котором, кроме рассказа о жизни писателя, дается литературоведческий анализ его произведений, приводится огромное количество документальных материалов. Мигель Эрраес, известный испанский прозаик, знаток испано-язычной литературы, создал увлекательное повествование о жизни и творчестве Кортасара.
Наконец-то перед нами достоверная биография Кастанеды! Брак Карлоса с Маргарет официально длился 13 лет (I960-1973). Она больше, чем кто бы то ни было, знает о его молодых годах в Перу и США, о его работе над первыми книгами и щедро делится воспоминаниями, наблюдениями и фотографиями из личного альбома, драгоценными для каждого, кто серьезно интересуется магическим миром Кастанеды. Как ни трудно поверить, это не "бульварная" книга, написанная в погоне за быстрым долларом. 77-летняя Маргарет Кастанеда - очень интеллигентная и тактичная женщина.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.
Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.