Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II - [16]
– Спрашивал, не встречал ли я вас. Сказал, что только что у него были Перов и Федоровский, докладывали о сдаче-приемке медсанбата… Ругался, зачем в траншею лазил. Приказал больше этого не делать. – Передал Борис Марченко содержание своего разговора с комдивом.
– В самом деле, незачем тебе ходить по окопам, не дело это начсандива, храбрость нам свою показывать не нужно.
Ну, ладно, ужинай да отдыхай, а я поеду в штаб. Завтра, может быть, в 41-м полку увидимся. Я тоже туда собираюсь. Пока!
И Марченко, который сидел у стола в шинели, надев свою пограничную фуражку, с которой он пока еще не расставался, вышел из комнаты.
Почти сейчас же вошел с дымящимся котелком Венза, а за ним с чайником и Игнатьич. Джек, увидев Игнатьича, ласково постучал хвостом, однако с места не встал.
Борис с удовольствием принялся за ужин, состоявший из большой котлеты и более чем полкотелка хорошо намасленной гречневой каши. Игнатьич, поставив чайник на стол, обратился к Алешкину:
– А наш новый-то командир, видать, человек вредный…
– Это еще почему? С чего ты взял?
– Как же, во-первых, потребовал, чтобы Скуратов немедленно переселился. Я, говорит, только с комиссаром согласен вместе жить. Да на новом месте и с ним мы будем жить отдельно… А устраивать у себя общежитие не желаю!
Младший лейтенант уже в штаб переселился… А потом, видишь, и Джек ему не угодил. Правда, Джек, этот черт проклятущий, при каждом появлении нового комбата ворчать начинал, но ведь не кусал же его. Так нет. «Чья это собака? – говорит, – Начсандивовская? Ну вот, пусть и поселяется вместе с ним. Увести немедленно или вон, говорит, на улицу под крыльцо поселить».
Ну, мы с Вензой сюда его привели.
– Комиссар дивизии, как пришел, хотел его погладить, – вмешался Венза, – а он как зарычит, как оскалится, тот руку отдернул и говорит – ну и злющий пес! А по-моему, не злой, меня вот не кусает.
И с этими словами, подойдя к Джеку, протянул к нему руку, видимо, желая погладить его или почесать за ушами. Все произошло в какое-то мгновение…
Раздался короткий рык, щелканье зубов и крик Вензы… Из прокусанного пальца капала кровь. Парень, чуть не плача, сказал:
– Черт ты несуразный, ведь я тебя кормлю! Гулять вывожу! Как же тебе не стыдно?!
Игнатьич ухмыльнулся.
– Э, брат Венза, при Борисе Яковлевиче и я его гладить боюсь. Так что ты лучше тоже не пробуй.
– Пойдите, Венза, в перевязочную, пусть вам перевяжут рану, да противостолбнячную сыворотку введут, – сказал Алешкин. Затем он обернулся к Джеку:
– А ну, пойди сюда, безобразник. Ты зачем же это своих кусаешь? – Борис взял в руки тонкий ремешок от полевой сумки: – А ну, иди, иди же!
И Джек, жалобно повизгивая, поджимая хвост, не пошел, а униженно пополз, прижимая морду к земле, и, уткнувшись носом в сапоги хозяина, закрыв глаза и прижав уши, замер в ожидании наказания.
Но Борис не стал его бить, он завел с ним разговор:
– Ну, подумай-ка, хорошо ты сделал?! Человека, который за тобой ухаживает, кормит тебя, ты вдруг ни с того ни с сего укусил. Как же это? Неужели ты совсем глупый пес и ничего не понимаешь, а?
Во время этой тирады Джек смотрел на хозяина своими умными глазами и, казалось, не только все понимал, но и искренне сожалел о случившемся.
После разговора Алешкин несильно ударил Джека ремешком, чем вызвал его легкое повизгивание. Однако пес не сдвинулся в места, чтобы уклониться от удара. Борис сказал наблюдавшему это Игнатьичу:
– А ну-ка, Игнатьич, погладьте его вы.
Тот опасливо покосился на Джека, однако подошел, и, положив руку на голову собаки, начал слегка почесывать ему за ушами и гладить голову. И странное дело, Джек лежал спокойно, даже не ворчал. Но при каждом прикосновении его верхняя губа чуть-чуть приподнималась и обнажала блестящие, чуть желтоватые, огромные острые клыки. Глаза же Джека умоляюще смотрели на Бориса и как бы говорили: да прекрати же, наконец, ты эту пытку!
Как только Игнатьич отошел от Джека, тот обрадованно вскочил на свои три лапы, положил голову на колени Бориса и, умильно заглядывая ему в глаза, начал тереться об его ноги грудью и мордой, как бы испрашивая в награду за свою терпеливость и послушание ласку от хозяина.
В этот момент вошел Венза. Алешкин решил повторить урок Джеку.
– Ну-ка, товарищ Венза, подойдите сюда, – сказал он, держа Джека за ошейник, – погладьте Джека.
– Да, а как он опять тяпнет, я и так с неделю писать не смогу.
– Не бойтесь, теперь не тяпнет. Правда ведь, Джек?
Венза робко подошел к начсандиву, а Джек тем временем положил голову на колени хозяина, и Венза протянул руку. Джек тихонько заворчал. Тогда Борис довольно ощутимо щелкнул собаку по носу. Венза вновь протянул руку. Джек, помня о щелчке, зажмурил глаза, и тогда Венза уже смелее опустил ему руку на голову и погладил его. Когда он убрал руку, Борис положил на голову свою, от чего тот открыл глаза и, открыв рот, как бы улыбнулся хозяину.
– Ну, вот видишь, ничего с тобой не случилось! Иди на место. В это время Венза вдруг хлопнул себя по лбу.
– Эх, товарищ начсандив, совсем забыл… Там привезли трех раненых в живот, за одного Картавцев взялся, а двое еще ждут… Доктор Бегинсон простудился, с ангиной лежит, а оперировать надо срочно. Николай Васильевич просил, если вы сможете, что хорошо бы хоть одного бы взяли.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма.Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
«Необыкновенная жизнь обыкновенного человека» – это история, по существу, двойника автора. Его герой относится к поколению, перешагнувшему из царской полуфеодальной Российской империи в страну социализма. Какой бы малозначительной не была роль этого человека, но какой-то, пусть самый незаметный, но все-таки след она оставила в жизни человечества. Пройти по этому следу, просмотреть путь героя с его трудностями и счастьем, его недостатками, ошибками и достижениями – интересно.
Рассказ о жизни и делах молодежи Русского Зарубежья в Европе в годы Второй мировой войны, а также накануне войны и после нее: личные воспоминания, подкрепленные множеством документальных ссылок. Книга интересна историкам молодежных движений, особенно русского скаутизма-разведчества и Народно-Трудового Союза, историкам Русского Зарубежья, историкам Второй мировой войны, а также широкому кругу читателей, желающих узнать, чем жила русская молодежь по другую сторону фронта войны 1941-1945 гг. Издано при участии Posev-Frankfurt/Main.
ОТ АВТОРА Мои дорогие читатели, особенно театральная молодежь! Эта книга о безымянных тружениках русской сцены, русского театра, о которых история не сохранила ни статей, ни исследований, ни мемуаров. А разве сражения выигрываются только генералами. Простые люди, скромные солдаты от театра, подготовили и осуществили величайший триумф русского театра. Нет, не напрасен был их труд, небесследно прошла их жизнь. Не должны быть забыты их образы, их имена. В темном царстве губернских и уездных городов дореволюционной России они несли народу свет правды, свет надежды.
В истории русской и мировой культуры есть период, длившийся более тридцати лет, который принято называть «эпохой Дягилева». Такого признания наш соотечественник удостоился за беззаветное служение искусству. Сергей Павлович Дягилев (1872–1929) был одним из самых ярких и влиятельных деятелей русского Серебряного века — редактором журнала «Мир Искусства», организатором многочисленных художественных выставок в России и Западной Европе, в том числе грандиозной Таврической выставки русских портретов в Санкт-Петербурге (1905) и Выставки русского искусства в Париже (1906), организатором Русских сезонов за границей и основателем легендарной труппы «Русские балеты».
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.