Необыкновенная жизнь обыкновенного человека. Книга 4. Том II - [18]

Между прочим, был заведен такой порядок: как только у кого-нибудь обнаруживались вши, его немедленно отправляли в санчасть полка (где находилась баня).

Там его стригли, удаляя волосы со всех волосистых мест, обрабатывали мылом «К» (которое удалось достать в санотделе армии), мыли в бане, вещи подвергали дезинсекции, а провинившийся получал наряд вне очереди. Такой наряд – это обычно лишнее время на дежурстве при пулемете или часовым в окопе. Это было делом нелегким и небезопасным.

Но эти строгие меры дали положительные результаты, к концу марта завшивленность в дивизии была ликвидирована полностью.

Также хорошо прошла и прививочная компания.

На совещании в штабе дивизии комдив объявил начсандиву Алешкину за активную работу по предотвращению эпидемии благодарность.

Также в пример прочим привел работу Бориса на одном из совещаний и начсанарм Н.В. Скляров.

Конечно, все, что мы только что описали в работе начсандива 65-й дивизии Алешкина, проходило не так гладко и просто, а изобиловало многими большими и малыми случайностями, иногда довольно трагическими, иногда даже смешными, но, как правило, всегда неожиданными.

Нужно сказать, что для того, чтобы почти ежедневно посещать все полки дивизии, расположенные в тонкую ниточку от берега Ладожского озера почти на 40 километров к югу по довольно извилистой линии, Алешкину приходилось много ездить на автомашине.

Большая часть пути пролегала по рокадной дороге, сделанной из так называемой лежневки: жердей и тонких бревен, уложенных рядами и кое-как скрепленных по краям вбитыми в землю кольями. Машина по такой дороге, когда грунт был замерзшим и бревна, составлявшие основу дороги, засыпаны снегом, шла довольно хорошо и ровно.

Но в марте, особенно в его конце, началось таяние снега и оттаивание болотного грунта, на котором лежала дорога. Автомашина прыгала по бревнам, то проваливаясь в ямы, то выскакивая наверх, то застревая. И такая дорога не только отражалась пагубно на машине, но и вконец изматывала водителя и пассажира.

В первых числах марта Борис сдал закрепленную за начсандивом «санитарку» в медсанбат и заменил ее обыкновенной полуторкой. Последняя была более выносливой. Если по рокадной дороге все-таки можно было проехать, то по ответвлениям, ведущим от нее к отдельным частям, проезд был настолько затруднен, что Борис предпочитал этот путь в 2–3 километра проделывать пешком. Эту дорогу ему приходилось совершать одному. Шофер оставался с машиной, и, естественно, поэтому начштаба дивизии полковник Юрченко, узнав об этих путешествиях начсандива, приказал ему как следует вооружиться.

Первое время Борис пытался брать с собой своего помощника, писаря Вензу, но потом, убедившись в том, что тот для таких походов из-за своей слабости и порядочной трусости не годится, отказался от его сопровождения. Да у того всегда было много письменной работы. Санотдел армии и сануправление фронта донимали начсандива требованием самой разнообразной отчетности, и составление ее отнимало много времени. Тут Венза был незаменим.

Значит, Бориса и его постоянного шофера Бубнова, пересаженного по просьбе начсандива на полуторку, вооружили. Кроме имевшихся у них пистолетов ТТ, выдали им по автомату ППШ с запасными дисками и четыре гранаты. Конечно, гранаты и запасные диски Алешкин оставлял Бубнову, а сам с автоматом отправлялся в район штаба полка. Довольно часто он не знал пароля, существовавшего в районе того или иного полка, так как ехал в часть прямо из медсанбата, не заезжая в штаб дивизии. В таких случаях он бывал задержан дозорными, патрулирующими тылы полков.

Но это было только в первые дни. А затем вся охрана штабов полков уже знала его в лицо и пропускала даже в том случае, если он не знал пароля.

Может показаться странным, зачем врачу такое вооружение. Ну а если бы он наткнулся на пробравшихся в наш тыл фашистских разведчиков (а они-таки пробирались), смог ли он оказать необходимое сопротивление? Сумел бы он драться, как рядовой боец?

Пожалуй, месяца два тому назад на этот вопрос мы бы ответили с сомнением, но теперь дали бы вполне решительно утвердительный ответ.

Что же произошло за эти два месяца?

А произошло следующее: как только в должность комиссара медсанбата вступил полковой комиссар Подгурский, так кроме того, что он сразу же поднял на значительную высоту политико-воспитательную работу среди личного состава батальона, он решил поднять и боеспособность его, как военного подразделения.

С первых же дней своего пребывания в медсанбате он выяснил, что большинство врачей, фельдшеров и санитаров не только не умеют достаточно хорошо обращаться с имеющимся у них личным оружием, но и содержат его в самом неприглядном состоянии.

Ведь Подгурский был военкомом еще в Гражданскую войну, и, несмотря на свое в последующем профессорское звание и чисто штатскую работу, знал цену и хорошему стрелку, и хорошо ухоженному оружию.

До него ни у командиров медсанбата, ни у комиссаров, да даже у политрука Клименко, бывшего самым боевым из всего состава медсанбата, руки до оружия как-то не доходили.

Николай Иванович, произведя осмотр личного оружия у врачей и фельдшеров, убедился, что находится оно в отвратительном состоянии. Оказалось, что в таком же виде оно и у лиц, занимавших командные должности. У самого командира медсанбата Перова, начсандива Емельянова, у комроты Алешкина и у других. Пожалуй, единственным человеком, кто был отмечен за образцовое содержание личного оружия, оказался начштаба Скуратов. Проверка оружия санитаров, проведенная младшими командирами, дала такие же плачевные результаты.